да два барана.
— Маловато овса будет. В амбаре твоём, почитай три окова, — мгновенно среагировал тиун.
— Да не мой то овёс, а Богдана. Тута почитай всё его. Коли не хочешь, отдам продажу токмо за сани, да заповедь, а с городниками сам разбирайся.
— А скоро ли Богдан будет? — забеспокоился тиун таким поворотом.
— Не ведаю то.
— Ну ежели так… Пожалуй, возьму. Невелика та вира.
Тиун невольно принюхивался к ароматам горячего мяса из «столовой».
— Святой отец, — я делаю театральную паузу и тяжело вздыхаю, — грехи мои велики, и посему приму от вас должное наказание, токмо учтите, гость я из далече, обычаев земли Новосильской не ведаю. Делаю задумки по-свойски, оттого и слухи дурные проистекают. Вот те же дома снежные в нашем погосте каждую зиму ставят, а лопари и вовсе живут тама с малыми детьми. Удумал я их от нужды великой. Нету гривн, дабы платить за добрые дома. Нету! — я демонстративно развел руки.
И ведь не врал. Были бы, нафига мне с ними заморачиваться.
— Юлишь ты, Прохор. Аки волк в овечьи шкуры рядишься.
Ничего не ответив на его слова, я подошёл к их саням, что уже привезли в лагерь и начал их постукивать, да пробовать порядком подгнившие полозья на прочность.
— Сани то погляжу у тебя худые. Опасно. Того и гляди развалятся. Не дело священнику на таких ездить.
— Это да, — вздохнул Лаврентий, — не жалуют наш монастырь миряне.
— Как добрый христианин пожертвую монастырю добрые сани и семь десятков свечей из белого воска. Отмолите грехи мои, а, святой отец? За одно механикус освятить треба, да избы обычные и… снеговые.
— Грехи твои хоть и не велики, токмо больно их много. Ежели добавишь два десятка венчальных свечей [2] и …
— Три десятка крестов бронзовых малых, да один большой, — закончил я, пристально глядев при этом на его крест.
Последние слова оказали живительное воздействие на лицо отца Лаврентия, вернув тому благообразное выражение.
— Сие благое дело, Прохор. Вижу, не потерян ты для матери церкви.
— Святой отец, да что же мы во дворе стоим? Прошу в дом. Тама и стол накрыт. Не богато, но како есть! Ужо не взыщите…
* * *
Осенние и зимние торги на Руси обильны мясом. В это время стоит оно сущие копейки, особенно, когда начинаются забои после окончания рождественского поста. Причина банальна — у селян нет достаточного числа кормов. Покосы, в среднем хозяйстве, занимают не более десятой части от посевов жита. Летом большая часть скота на вольном выпасе, а ручная заготовка трав далеко не всем под силу. Оставляют обычно коров на молоко, телят малых, да быка на развод, прочих же — под нож.
Купленные на торге бычки давно съедены, а запасов сена и особенно, овса много осталось, их то и обменял на убой по выгодному курсу. Мясо чуть ли не в четыре раза дешевле, чем в городе вышло. Из Ивани, да из соседней Лозовки привезли девять бычков, три свиньи и полсотни гусей. Ко всему два браконьерских лося за «копейки» взял. Шкуру, да требуху селянам, себе кровь, рога с копытами на клей и мясо. Кровь, как и кишки в местной кухне практически не используются. Люди лишают себя такого удовольствия как кровяная колбаса, а ведь приготовить её легко. Кровь, яйца, гречка, сало, молоко, лук, чеснок, да специй местных и, конечно, кишки свиные или говяжьи. Наши работники уже ознакомились с борщом и котлетами из рубленного фарша, но кровянка понравилась им куда больше. Особенно, если помалкивать из чего она сделана. Дёшево и сердито.
Лёд же в самый мороз заливали, под минус сорок в ту ночь температура опустилась. Следовательно, и температура ледника будет низкой. Минус тридцать, а может и ниже. Дверцы двойные, рассчитываю часть мяса по весне продать с хорошей прибылью или поменять на рабочие руки, что тоже в общем неплохо. Но то будет, только если прямо сейчас решить вопрос с питанием шести десятков батраков, городников, артели Ставра, семьи Добрына и части крестьян, что всё ещё работали на меня. Походы за шиповником и калиной это, конечно, хорошо, но ими сыт не будешь. Когда я был пацаном, дед рассказывал, как рыбачил на Неруче. На реке бьёт огромное количество ключей, что обогащают воду кислородом, это вызывает рост фитопланктона и далее вверх по пищевой пирамиде. Дед, зная верные места, где ключи бьют, ставил там сети и говорили, руками вычерпывал рыбу, отбирая смую ценную. За полдня, лодку до самых краев уловом набивал, аж бортами воду черпал. И не он один про такую рыбалку сказывал, многие старощили. А как на Залегощи заводов настроили в тридцатые, траванули речку всё и сдулось. Но не совсем, и в моё время на реке полно рыбаков денежку зарабатывает, тот же Игнашка, благодаря которому я тут оказался. Вот и подумал, если в XIX у нас на реке такое богатство было, то что в XIV? Провентилировал вопрос с местными рыбаками. Подтвердили, в Неручи рыбы много. Одна проблема, по правому берегу ловчие места Новосильского князя.
И вопрос сей, решил без помощи Богдана. В тот день, когда заявились ревизоры, мы неплохо посидели с ними. Четверть бочонка медовухи уговорили. Отец Лаврентий за обещанные сани нам ангары и копр освятил, ко всему пару мешков овса с барашком прихватил в нагрузку. Андрейке же от моих щедрот куда меньше досталось, ибо сани дело такое, дорогая взятка, особенно такие «навороченные» как у нас. Андрейка даже в изрядном подпитии сидел с поджатыми губами, ибо получается его вроде как обошли, вот тот и надулся. И зачем спрашивается врага на пустом месте наживать? Даже такого мелкого клопа как Андрейка. Вот и решил наведаться к нему с гостинцами в Старый Воротынск, и сани точно такие, как отцу Лаврентию, пообещал до весны сделать, и часть улова отдать. На что тот с превеликим удовольствием согласился, выдав «грамоту» на лов рыбы в виде кусочка бересты с вислой восковой печатью.
Богдану, конечно, всё потом рассказал, а тот долго убивался, что много тиуну пообещал, да и Лаврентию должен немало. Поинтересовался все ли положенные мыта он оплатил? Разом сдулся. Нет, я его понимаю, по-иному и нельзя тут, но и меня понять можно, таких людей как отец Лаврентий да Андрейка, лучше в друзьях иметь, а то и на костёр угодить недолго. И огородники оценили, что я за них впрягся, да и разговоров про волхование поменьше стало после освящения ангаров.
Так что, как с мясом закончили,
