— Самое время, пани, про леших-то… Только их нам здесь не хватает. — Инышка ответил взглядом, но, встретившись с глазами польки, тут же отвернулся и еще сильнее затоптался на месте. — Я б до ельничка дошел!
— Сходи. Оно само-то не рассосется! — Силантий впервые за все время их знакомства пошутил.
Ядвига прыснула в кулачок.
— Смотри, чтоб кикимора за штаны не уволокла.
— Да ну вас. — Инышка, поджимаясь, побежал к кустам.
Силантий тем временем сходил к волокуше, достал из мешка несколько рыбин, кусок сильно соленого мяса, половину каравая хлеба и холодного отвара из чаги.
— На вот, — протянул он сушеного карпа Ядвиге, — ужо извиняйте, пани, чистить не буду. Вон казак придет, пущай и чистит.
— Ха-х, в этом тоже есть смысл. — Радзивил усмехнулась.
— Чаво? — протянул Силантий.
— Рыцарь должен выполнять любой каприз дамы. Иначе скучно. Э-эй, Иннокентий Пахомович, вы где? У меня будет к вам одна маленькая просьба.
— Вот черт, а не баба! — Силантий сплюнул и отвернулся.
— Что, ясновельможная пани! — Инышка вышел из кромешной тьмы кустов и прищурился на костер.
— Почистите-ка мне рыбки, Иннокентий Пахомович. Начинайте привыкать к светским манерам.
По лицу Инышки словно огнем провело. Он вытер лицо рукавом.
— У нас, пани, рыбу бабы чистят. А потому попрошу тебя этим вот сейчас и заняться.
— Ин-нокентий! Я что-то плохо поняла! Или ослышалась? Неужели гордость взыграла! Ха-ха-ха…
Неизвестно, чем бы закончился этот маленький сюжет той ночи, если бы на освещенную полянку не выехали два всадника. Все произошло очень быстро и почти бесшумно, словно они здесь находились давно и поджидали только подходящего момента. Всадники были одеты в крестьянскую одежду: длинные тулупы с поднятым воротом, волчьи шапки, правда, на ногах крепкие кожаные сапоги с меховой оторочкой.
На войне всегда только как на войне. Во все века и в любые племена есть люди, которых не сложно купить. Но полагаться на таких охотников удачи — боже упаси. С ними сотрудничают, им платят, но никогда не доверяют. Где и когда разыскал хитроумный Скряба этих двух поляков, сказать трудно, но за небольшую мзду они всегда выполняли не очень опасные поручения и доставляли сведения с польско-русской границы. Конечно, такая информация не обладала серьезной значимостью, но иногда очень даже приходилась кстати. Вот и сейчас эти люди готовы были за свои «тридцать сребреников» перевезти через линию фронта одну молодую пару. Что эта за пара, для какой цели стремится в Польшу, естественно, они не знали. Один из поляков поднес факел к лицу Ядвиги.
— Хорошенькая! — сказал по-польски, обращаясь к напарнику. И неожиданно, выхватив из-за пояса пистоль, почти не целясь, выстрелил в Силантия. Тот, громко крякнув, стал оседать на снег.
— Очень похожа на польку, — прозвучал ответ из темноты.
— Вы поляки! Боже праведный, вы поляки! — Ядвига чуть не закричала от радости, не обращая внимания на бедного Силантия.
— А вы кто, прекрасная пани? — спросил тот, что держал факел.
— О-о, вы никогда не пожалеете, если окажете мне небольшую услугу! — Радзивил взяла под уздцы коня всадника.
— Мы здесь для того и находимся, пани!
— Но я не одна — Ядвига вопросительно посмотрела на Инышку, — нас двое.
— О том нам ведомо! Возьмем вас на крупы своих коней.
— Хотя, — полька снова в упор посмотрела на Инышку, — ты можешь оставаться, рыцарь. Только дай мне письмо, которое вез гонец московскому государю.
Инышка едва сдерживал себя, чтобы не броситься прочь, в чащу непроходимого ночного леса. Он выполнил приказ. Теперь можно бежать и ждать холостого выстрела в спину, после которого он должен делано плеснуть руками и повалиться навзничь. Так же делано, как упал Силантий. Скряба все рассчитал. Инышку и Силантия должны якобы убить, чтобы у Ядвиги не оставалось никаких сомнений. В темноте из-за пазухи у него бы вытащили пакет с посланием, и дело с концом. Полька доставлена. Теперь можно вернуться и побыстрее оказаться там, где сейчас сражаются казаки Тимофея Кобелева. Так нет же ж. Что-то более сильное, нежели его воля, мешало ему сделать это. А всего того нужно сыграть последнюю часть спектакля. Просто сделать вид, что спасовал перед иноземцами и драпать драпать что есть силы. Пусть в спину летят насмешки ненавистных поляков. Самое главное, задание выполнено. Но в том-то все и дело. Нелегко казаку стерпеть насмешку, но еще тяжелее молодому мужчине так вот запросто отказаться от человека, которого полюбил пуще неволи. И Инышка словно выдохнул:
— Куда ж я теперь, пани Ядвига? Ежели меня споймают, то сидеть тогда на колу. А ведь споймают обязательно. Казаки домой не примут. На Москве долго не спрячешься. Некуда мне выходит, ясновельможная!
— А как же вы узнали, где меня искать и кто я? — Ядвига вдруг отступила на шаг.
— Да вы, пани, не беспокойтесь. Тот, кто вас сюда вез, занимается тем же, что и мы. — Поляк хмыкнул. — У нас с ним старые счеты. А еще очень скоро московское войско начнет отступать, и нам не нужны свидетели.
— И все же я ровным счетом ничего не понимаю? Силантий сказал, что мы заблудились? — Ядвига начинала нервничать.
— Роланд, успокой же ее! — снова голос из темноты.
— Хорошо. — Роланд кашлянул в кулак. — Мы знали, что повезут двух перебежчиков. А мы тоже люди и хотим немного заработать денег.
— Так вы просто разбойники, которые решили пристрелить моего возницу и хозяина этих саней, чтобы завладеть добром, а меня перевезти за вознаграждение. Браво! И делиться ни с кем не нужно! Вы только потом друг друга не перестреляйте, жадные вороны! — Ядвига взяла Инышку за руку. — Так вы решились, друг мой?
— Да. — Инышка хрипло выдавил, понимая, что подписывает себе если не смертный приговор, то приговор на изгнание уж точно. Никто никогда не сможет простить его. Он все понимал. Но ничего не мог с собой поделать.
— Ну, давайте на крупы! — резко выкрикнул тот, кого звали Роланд.
Поляк, перегнувшись в седле, подхватил под локоть Радзивил и словно шутя поднял ее и посадил впереди себя.
— Нет! — выкрикнула полька. — Ты всего лишь вор, потому я пересяду назад! — Она отбросила от себя руки всадника, спрыгнула с коня, а потом, ухватившись за луку седла, ловко забросила свое тело на круп лошади.
— Эк! — крякнул поляк.
Инышка зашел за спину другому всаднику. Чуть присел, вдохнул и, оттолкнувшись от земли, взлетел на конскую спину.
— Хорош, казак! — присвистнул Роланд и ожарил плетью бок животного.
Когда конский топот окончательно растворился в глухой непроглядной ночи, Силантий поднялся. Глаза его были стеклянными от подступившей слезы. Он покачал головой, грузно сел на свою волокушу и поднял поводья.
