— Так, значит, это вы поставляете цветы во дворец герцогини Соррьентес?
— Да, вот уже несколько дней, — просто ответила она.
И объяснила:
— Мне повезло: герцогиня заметила меня, когда я продавала свои цветы на улице. Словно простая горожанка, она подошла ко мне, купила букет, щедро уплатив за него, а потом долго разговаривала со мной. Она была сама доброта, сама простота, и сердце мое потянулось к ней. Мне показалось, что я имела счастье понравиться ей, и тут она как раз спросила, не соглашусь ли я поступить к ней на службу. Я честно ответила, что не хочу оставлять свое ремесло: оно мне нравится, оно меня кормит, и я не желаю от кого-либо зависеть. Она согласилась со мной и попросила приходить к ней каждый день: приносить цветы и убирать ими ее кабинет и молельню. Просто невероятно, что такая знатная дама, перед которой трепещут многие вельможи, могла быть столь доброй, деликатной и великодушной. Представьте себе, что она дала мне два золотых за цветы, которые в лучшем случае стоили один ливр. Я сочла своим долгом сказать ей об этом, и знаете, что она мне ответила?
— Я жду, что вы окажете мне честь, сообщив об этом, — выдавил из себя Вальвер; он пребывал на седьмом небе от счастья и желал только одного: чтобы милая болтовня прекрасной цветочницы не кончалась никогда.
— Она ответила, что цветы мои, и вправду, стоят не больше ливра, однако составленный мною букет стоит два золотых пистоля, которые она мне и дала.
— Она совершенно права, — убежденно произнес Вальвер. — Я видел ваши букеты и был восхищен вашим искусством подбирать цветы. Сейчас же, признаюсь, у меня и в мыслях не было, что вы с вашим благоуханным товаром направляетесь сюда, во дворец. Это моя вина, я сам мог бы об этом догадаться.
Теперь пришла ее очередь задавать вопросы, и она спросила:
— Так, значит, вы находитесь на службе у герцогини?
И, бросив стремительный взор на его новый наряд, уточнила:
— И, наверное, недавно?
— С сегодняшнего утра, — ответил Вальвер, покраснев от удовольствия, ибо сумел перехватить одобрительный взгляд юной красавицы.
— Я от всего сердца поздравляю вас, сударь. В лице герцогини вы найдете госпожу, достойную повелевать таким благородным дворянином, как вы.
И, сделав изящный реверанс, девушка исчезла за дверью. Вальвер ответил ей почтительнейшим поклоном и повернул на улицу Сент-Оноре. Ему казалось, что за спиной у него выросли крылья, и он летел, ничего не замечая на своем пути. И хотя за время разговора с Мюгеттой он не сказал ей ничего важного, тем не менее первый шаг был сделан, а для Вальвера это было не так уж и мало.
С этого дня он научился устраиваться так, чтобы непременно встретить девушку, когда она шла во дворец, или наоборот — когда она покидала его; иногда ему удавалось увидеть ее в кабинете герцогини. Юная цветочница была неизменно любезна, однако держалась она с ним несколько отчужденно. Когда им случалось остаться наедине, она всегда находила веский предлог, чтобы тут же удалиться, одарив его на прощание своей очаровательной лукавой улыбкой. Если же им доводилось встретиться в кабинете герцогини, Мюгетта была менее сдержанна и даже обменивалась с ним парой ничего не значащих слов. Причиной тому было всегдашнее присутствие при их короткой беседе самой герцогини.
Казалось, что ее высочество искренне привязалась к юной красавице; во всяком случае она неизменно появлялась у себя в кабинете или молельне за несколько минут до того, как туда должна была прийти Мюгетта. Все время, пока девушка убирала комнаты цветами, герцогиня не сводила с нее глаз. С неподдельным удовольствием она наблюдала, как очаровательная цветочница расставляет хрупкие растения в дорогие вазы, как ее ловкие тонкие пальчики перебирают цветы, составляя из них букеты поразительных оттенков — от ослепительно-ярких до палевых. Работа девушки, отнимала у нее обычно не более четверти часа, однако герцогиня всегда старалась задержать Мюгетту; она задавала ей какой-нибудь невинный вопрос и с удовлетворенной улыбкой выслушивала то наивные, то легкомысленные, то серьезные ответы и внимала рассуждениям, зачастую более приставшим почтенной матери семейства, нежели юной легкомысленной красавице. Во всем, что касалось ее ремесла и приносимых им доходов, Мюгетта была необычайно благоразумна и расчетлива.
В разговоре с Вальвером Мюгетта-Ландыш определила свое восторженное отношение к герцогине словом «невероятно». Пожалуй, мы готовы согласиться с ней, ибо когда эта высокородная дама, всегда столь надменная и властная, просто и ласково, почти по-матерински обращалась к маленькой уличной цветочнице, нашему взору являлось зрелище воистину необычное и трогательное. И в конце концов продавщица цветов, которую жизнь вынудила стать скрытной и пугливой, эта гордая и равнодушная красавица, не доверявшая никогда и никому, постепенно оттаяла и очень привязалась к герцогине. Робкая девушка, выросшая без материнской ласки (тычки, пинки и брань, коими награждала ее Ла Горель, в счет не идут), забитый ребенок, проведший свои самые нежные годы на улице, в сущем аду, не видя ни от кого ни жалости, ни поддержки, эта скромная маленькая цветочница всем своим благодарным сердцем привязалась к своей благодетельнице-герцогине, выказавшей себя такой любящей, такой внимательной и такой по-матерински заботливой.
Как мы уже сказали, Вальвер нередко присутствовал при этих беседах, ибо герцогиня отнюдь не делала тайны из своего особого расположения к бедной девушке с улицы. Она никогда не оставалась с ней наедине, и всегда устраивала так, что рядом постоянно находился кто-нибудь из ее приближенных дворян. Вальвер тоже входил в их число. Однако это вовсе не означало, что он слышал все, что говорили обе женщины — точнее, Мюгетта-Ландыш, ибо герцогиня больше молчала, слушая признания девушки, к которым она подталкивала ее своими умело заданными вопросами. Иногда герцогиня знаком подзывала девушку, усаживала подле себя на скамеечку и понижала голос. А так как при ее дворе правила этикета соблюдались гораздо строже и скрупулезнее, чем в Лувре, то все придворные (и Вальвер, разумеется), поняв, что это означает, почтительно отходили в сторону и принимались вполголоса разговаривать друг с другом, дабы ненароком не взглянуть в сторону герцогини и ее собеседницы. Так что с уверенностью можно сказать, что хотя Мюгетта и исповедовалась на глазах у всех, слышала ее только герцогиня.
И вот какое обстоятельство приводило в восторг Вальвера, изумляло дворян и заставляло бледнеть от досады придворных дам герцогини, принадлежавших, естественно, к знатнейшим семействам: эта девушка из простонародья, не знавшая ни отца, ни матери, чувствовала себя в роскошных гостиных, заполненных блистательными придворными, столь же свободно и уверенно, как и у себя дома, то есть на улице. И не одна богатая красавица бросала на Мюгетту ревнивые взоры: ее юная красота, ее природное очарование, ее неизвестно откуда взявшиеся безупречные манеры, благородство осанки и достоинство, сквозившее в каждом движении, вызывали восхищение мужчин и зависть женщин. В кабинете герцогини она вела себя так, словно пришла с визитом к своей давней подруге, значительно старше ее по возрасту.
