Флорентийка в течение нескольких секунд вглядывалась в молодую женщину, стараясь убедиться в ее искренности, но в конце концов острота взгляда Екатерины как бы притупилась о твердое спокойствие Маргариты.
— Ничего, — сказала она и большими шагами вышла из комнаты.
Едва шаги ее затихли в глубине потайного хода, как полог кровати снова раздвинулся, и Генрих Наваррский, со сверкающими глазами, с дрожащими руками, тяжело дыша, бросился на колени перед Маргаритой. На нем были только короткие с пуфами штаны и кольчуга, так что Маргарита, хотя и от души пожимала ему руку, увидев его наряд, не смогла удержаться от смеха.
— Ах, сударыня! Ах, Маргарита! — воскликнул он. — Я в неоплатном долгу перед вами!
Покрывая ее руки поцелуями, Генрих от кистей мало-помалу переходил все выше…
— Государь, — мягко отстраняясь, сказала Маргарита, — разве вы забыли, что в эту минуту бедная женщина, которой вы обязаны жизнью, тоскует по вас и страдает? Направляя вас ко мне, — продолжала она шепотом, — госпожа де Сов принесла в жертву свою ревность, а может быть, она жертвует и своей жизнью, — ведь вы лучше всех должны бы знать, как страшен гнев моей матери.
Генрих вздрогнул и, встав с колен, собрался уходить.
— Нет, подождите! — с очаровательной кокетливостью остановила его Маргарита. — Я все обдумала и успокоилась. Ключ был дан вам без дальнейших указаний, так что этот вечер вы можете провести у меня.
— Я и проведу его с вами, Маргарита, только будьте добры забыть…
— Тише, тише, государь! — шутя повторила королева слова, которые десять минут назад она сказала матери. — Вас слышно из кабинета, а так как я еще не совсем свободна, государь, то попрошу вас говорить не так громко.
— Верно, верно, — произнес Генрих, посмеиваясь и слегка хмурясь. — Я и забыл, что, по всей вероятности, не мне суждено закончить эту увлекательную сцену. Этот кабинет…
— Пройдите туда, государь, — предложила Маргарита, — я хочу иметь честь представить вам храброго дворянина, раненного во время избиений, когда он бежал в Лувр предупредить вас, ваше величество, что вам грозит опасность.
Королева подошла к двери кабинета. Генрих последовал за женой.
Дверь растворилась, и Генрих в изумлении остановился на пороге, увидав какого-то мужчину в этом кабинете, полном всевозможных неожиданностей.
Но еще больше был озадачен Ла Моль, неожиданно столкнувшись лицом к лицу с королем Наварры. Заметив это, король насмешливо взглянул на Маргариту, но она невозмутимо выдержала его взгляд.
— Государь, — сказала Маргарита, — я боюсь, что даже в моих покоях могут убить этого дворянина, преданного слугу вашего величества, а потому отдаю его под ваше покровительство.
— Государь, — вступил в разговор молодой человек, — я тот самый граф Лерак де Ла Моль, которого вы ждали и которого рекомендовал вам несчастный господин де Телиньи, которого убили на моих глазах.
— Верно, верно! — сказал Генрих. — Королева Наваррская передала мне его письмо. Но не было ли у вас еще и письма от лангедокского губернатора?
— Да, государь, мне приказали вручить его вашему величеству тотчас по приезде в Париж.
— Почему же вы этого не сделали?
— Я приходил в Лувр вчера вечером, но вы, ваше величество, были так заняты, что не могли принять меня.
— Это правда, — сказал король, — но ведь вы могли бы попросить кого-нибудь, чтобы мне передали письмо.
— Губернатор, господин д'Ориак, велел мне отдать письмо только в собственные руки вашего величества. Господин д'Ориак уверял меня, что в этом письме содержатся известия чрезвычайной важности, и он даже не решался доверить его простому гонцу.
Король взял у Ла Моля письмо и прочитал его.
— В самом деле, — сказал он, — мне советуют покинуть двор и уехать в Беарн. Господин д'Ориак — католик, но он принадлежит к числу моих друзей, и, будучи губернатором, он, вероятно, знал, что должно произойти. Почему же вы мне не отдали письмо три дня назад?
— Потому что, как я уже имел честь доложить вашему величеству, несмотря на то, что я спешил, я смог прибыть в Париж только вчера.
— Досадно, досадно! — пробормотал король. — Сейчас мы уже были бы в безопасности — либо в Ла-Рошели, либо где-нибудь на равнине во главе двух-трех тысяч всадников.
— Что было, то прошло, государь, — вполголоса заметила Маргарита, — не стоит досадовать на прошлое и терять на это время, сейчас нужно подумать о том, как наилучшим образом устроить наше будущее.
— Значит, на моем месте вы бы еще на что-то надеялись? — спросил Генрих, не спуская испытующего взгляда с Маргариты.
— Конечно. Я бы смотрела на это дело как на некую игру, в которой из трех партий я пока проиграла только первую.
— Ах, если бы я был уверен, что вы играете в паре со мной!.. — прошептал Генрих.
— Если бы я вознамерилась играть на стороне ваших противников, по-моему, я давно могла бы это сделать, — возразила Маргарита.
— Вы правы, — заметил Генрих, — я неблагодарен, и вы справедливо заметили, что еще можно все исправить, и исправить сегодня же.
— Увы, государь, — произнес Ла Моль, — я желаю вашему величеству всяческих удач, но сегодня с нами нет адмирала.
Генрих Наваррский улыбнулся своей хитрой мужицкой улыбкой, которую при дворе не понимали до тех пор, пока он не стал Французским королем.
— Однако, государыня, — заговорил он, внимательно разглядывая Ла Моля, — если этот дворянин останется здесь, он будет постоянно стеснять вас, да и сам то и дело будет подвергаться всевозможным опасностям. Что вы собираетесь с ним делать?
— Государь, я с вами вполне согласна, но не можем же мы вывести его из Лувра! — возразила Маргарита.
— Да, это было бы трудновато.
— Государь, а не мог бы господин де Ла Моль найти себе приют у вашего величества?
— Увы, государыня! Вы все время обращаетесь со мной так, как будто я еще король гугенотов и у меня есть мой народ. Но ведь вы знаете, что я уже наполовину католик и что никакого народа у меня нет.
Любая женщина, кроме Маргариты, поторопилась бы сразу заявить: «Да ведь и он католик!» Но королеве хотелось, чтобы Генрих сам попросил ее о том, чего она желала получить от него. А Ла Моль, видя сдержанность своей покровительницы и не зная, куда ступить на скользкой и опасной почве французского двора, тоже промолчал.
— Вот как! — заговорил Генрих, перечитав письмо, привезенное Ла Молем. — Провансальский губернатор пишет мне, что ваша матушка была католичкой и что отсюда его дружба с вами.
— Вы что-то говорили мне о вашем обете переменить вероисповедание, — сказала Маргарита, — но у меня в голове все перепуталось. Помогите же мне, господин де Ла Моль! Ваше намерение как будто совпадает с желаниями короля Наваррского.
