Осирис, Сет и сыновья Тота и Птаха, давно мечтавшие испытать себя в бою, первыми вызвались сразиться с врагом. Птах, Тот и Сехмет тоже пожелали примкнуть к ним. Другие же члены божественного семейства – Маат, Исида, Нефтида, Шу, Тефнут, Геб и Нут – приняли решение остаться в Базальтовом дворце, дабы в случае возможной опасности успеть встать на защиту Ра.
Осирис, бесстрашно бросившись в бой во главе столичного отряда сегеров, первым же ударом меча сразил одного из ливийских вождей и, в качестве трофея, водрузил на себя его шлем, изображавший голову тигра. Сет не отставал от брата, круша врагов налево и направо.
Вскоре земля перед Базальтовым дворцом была сплошь усеяна трупами, однако численное преимущество по-прежнему сохранялось на стороне врага. Птах, Тот, Гор и Сехмет с горсткой оставшихся в живых бехдедских воинов предпринимали отчаянные, но, увы, всё более тщетные попытки не подпустить ливийцев к Чертогу.
Поняв, что столь малыми силами захватчиков не остановить, Ра приказал Гебу подняться на Золотом диске в небо и истребить мятежников огненными стрелами. Но, к сожалению, сие мудрое решение правитель Та-Кемета принял слишком поздно: израненные Птах и Тот истекали кровью, а ливийцы, уничтожив дворцовую стражу, уже приближались к покоям Ра…
Ра, осознав всю серьезность положения, приказал своим многочисленным потомкам укрыться в молельне. Сам же, как ни в чем не бывало, расположился на троне, не забыв предварительно надеть корону, увенчанную коброй-уреей – символом божественной власти.
Когда враги ворвались в тронный зал и увидели Ра в окружении всего лишь двух храбрецов (то были Геб и Гор), стоявших по обе стороны от его трона, они возликовали: прав был Сипиллум! Ра – всего лишь человек, и к тому же беспомощный старик!
– Я убью каждого, кто посмеет приблизиться к трону! – воскликнул Геб.
Его слова вызвали, однако, в стане врага лишь взрыв смеха да поток изощренных оскорблений в адрес Ра.
Вперед вышел Сипиллум.
– Ты стар и немощен, Ра! – вызывающе провозгласил он. – Твоя божественная власть на земле Та-Кемета закончилась. Теперь я займу твое место!
– Ты, жалкий червь! – вскричал в ярости Геб. – Это же Ра возвысил тебя, передав под твоё начало Инебу-Хедж – город, воздвигнутый Птахом!
Ра, жестом остановив Геба, молвил:
– Успокойся, Геб, Сипиллум прав. Я действительно стар и немощен и потому готов добровольно передать ему символ власти – свой клафт, украшенный уреей.
Сипиллум возликовал: его самолюбие было полностью удовлетворено.
– Безусловно, я приму клафт из твоих рук, Ра! – снисходительно и в то же время надменно обронил он. – И даже, так и быть, сохраню тебе жизнь.
Геб и Гор застыли сначала в недоумении, но потом почти в один голос вскрикнули в отчаянии:
– Ра, что ты делаешь?!
Но, увы, было слишком поздно. Ра уже снял с головы клафт и развернул его таким образом, дабы глаза уреи смотрели прямо на врагов. Затем легко коснулся головы кобры и тотчас одернул руку: глаза змеи вспыхнули зловещим огнём, «капюшон» начал угрожающе раздуваться…
Ни Сипиллум, ни тем более ливийцы не успели даже сообразить, что произошло: из глаз кобры вырвались два смертоносных луча и превратили их в пепел.
Ра же преспокойно надел клафт на голову и попросил Геба с Гором, оторопевших от изумления:
– Прикажите убрать этот мусор. – После чего не без гордости добавил: – Нет такой силы, которая могла бы противостоять божественному огню Та-Урсы! – А после недолгой паузы с ноткой горечи в голосе произнес: – И всё-таки Сипиллум прав: я действительно уже стар… Пора мне отправиться на покой – Та-Урса давно ждёт меня…
* * *
Омбос, Верхний Египет, XXXV век до н. э.
После того, как Ра вознёсся на Та-Урсу, через какое-то время вслед за ним последовали Шу и Тефнут. Геб, унаследовавший трон, тоже, увы, не молодел и, перед тем как последовать за Ра, Шу и Тефнут, передал власть своим сыновьям: старшему Осирису, достались нижние земли Та-Кемета, а младшему Сету, – верхние. Граница между царствами братьев пролегала через город Абидос.
За двадцать восемь лет правления Осириса и Сета страна несказанно изменилась. Если раньше из городов насчитывались лишь Инебу-Хедж, Бехдед, Аварис и Ону, то теперь к ним добавились Амарна, Хемену, Уасет, Эдфу. С каждым годом число их увеличивалось, и постепенно строительство городов перекинулось с чёрной плодородной нильской земли на бескрайние пески.
Так на западном берегу Нила, посреди песков, между Абидосом, Эдфу и Уасетом, вознёсся Омбос – столица Верхнего царства.
На восточном берегу Нила раскинулись величественные храмы Ипет-Сут и Ипет-Рес, прославляющие Ра, Шу, Тефнут и Атума. Почти напротив них, на противоположном западном берегу появилась Долина мёртвых, в которой хоронили сановников и царских сегеров. Их тела, облачённые в погребальное убранство, опускали в деревянные футляры и закапывали в песок[77].
Окраины городов постепенно застраивались роскошными усадьбами вельмож, лачуги же бедняков и рыбацкие хижины ютились по-прежнему почти впритык к берегам Нила. Сезонные разливы реки ежегодно разрушали хлипкие жилища, и оставшимся без крова бедным египтянам всякий раз – после отступления нильских вод – приходилось отстраиваться заново.
Лачуги же, до которых коварная река во время своих разливов не добиралась, страдали от другой напасти: из-за непреходящего палящего зноя стены и тростниковые крыши превращались в сплошную быстро растрескивающуюся глиняную корку, вынуждая своих обитателей постоянно обмазывать их речным илом.
…Жизнь в Верхнем царстве начинала кипеть с раннего утра. Пчеловоды развозили по усадьбам душистый мёд, пекари – свежеиспечённые хлеба и лепёшки, пивовары – душистое пиво в бочках. Портные шили мужские и женские туники, отделывая их нарядной тесьмой, ювелиры изготавливали браслеты и ожерелья, скульпторы лепили фигурки богов, обувщики шили сандалии на любой вкус и размер кошелька…
Кто-то возделывал сад, кто-то ухаживал в огороде за огурцами, дынями и тыквами, золотистыми от щедрых солнечных лучей даже внутри. Кто-то чинил либо устраивал запруды на небольших каналах, соединяющих Нил с садами и огородами, кто-то садился в тростниковые челны и отправлялся рыбачить…
Так продолжалось вплоть до полудня, ибо, когда барка вечности достигала вершины неба, на землю опускалась нестерпимо свирепая жара, и всё живое тотчас замирало, старательно прячась в ажурной тени смоковниц, акаций, тамариндов и пальм. С наступлением же вечера египтяне вновь принимались за работу.
