Ночь вступала в свои права; туман незаметно покрыл низины, и сейчас отсюда, с возвышенности, казалось, что деревья росли в молочно-белом море.
Где-то совсем близко раздался крик совы, какая-то большая птица, бесшумно махая крыльями, пролетела над лагерем и скрылась в густой темноте ветвей. Из леса доносились тревожные шорохи: треск ветвей в зарослях орешника, тяжелый топот, стоны какого-то животного или птицы.
Около полуночи до чуткого уха дозорного Николы Курицына донесся легкий свист.
«Суслик, — подумал он, прислушиваясь, — должно быть, близко».
Свист повторился еще и еще раз.
«Не слыхано что-то про лесных сусликов, — лениво ворочалась мысль в голове дружинника, — да и время ночное. Надо думать — птица…»
Неожиданно из тумана появились быстрые тени: сотня людей, а может, и больше, вмиг окружила Курицына. Никола не успел пикнуть, как уже барахтался, схваченный сильными руками.
Когда у Николы затрещали суставы и он от боли стал терять сознание, прозвучала негромкая команда на чужом языке — голос был резкий, повелительный. Руки, державшие Николу, разжались, и он остался лежать на земле.
Разорвав темноту, вспыхнули ярким огнем смоляные факелы. Вокруг Николы плотно стояла толпа людей, одетых в тряпье и звериные шкуры. В руках у каждого была рогатина или топор. У некоторых на теле виднелись свежие раны, из которых сочилась кровь. Косматые головы и страшная одежда, освещенная колеблющимся пламенем факелов, придавали людям дикий вид.
«Вот-те и суслик, — подумал Никола, косясь на толпу. — Ввек не забуду, какие они в лесу бывают».
Услышав шум, в лагере проснулись. На свет факелов бежал Медоварцев с вооруженными дружинниками.
Высокий, широкоплечий воин, одетый в короткую шерстяную куртку, спокойно смотрел на приближающихся новгородцев, облокотившись на копье, украшенное разноцветными лентами.
— Эсты — друзья новгородцев! — громко сказал он, бросив копье наземь. — Мы искали врагов-рыцарей.
Нахмурившись, Михаил Андреевич молча остановился против воина.
— Старый мудрый Прийду сказал, — продолжал воин: — «русским грозит опасность». Проклятые рыцари несли вам смерть. Мы решили помочь друзьям. Нам удалось захватить замок, где укрылись рыцари, гнавшиеся за вами. — Воин протянул руку. — Там виднеется зарево. Еще до того как мы стали биться на стенах, несколько рыцарей покинули замок. Мы решили уничтожить их. Но я ошибся, спутал следы и привел своих людей к вашему лагерю. Прости меня!
С этими словами воин протянул руку Медоварцеву.
Теперь купец догадался, чьи лодки он видел в то утро. Но он хотел узнать больше.
— А что за рыцари догнать нас посулились? — спросил Михаил Андреевич. — Ведомо тебе?
— Прийду сказал — две лодки гнались за вами. А в лодках было двадцать воинов и рыцарей. Их вел поп с крестом на плаще.
— Горбун? — невольно вырвалось у Медоварцева.
— Ты прав, друг, поп с крестом на плаще и с большим горбом. Так сказал Прийду. Рыцари ушли из замка на конях, теперь нам не догнать их… Берегись, друг! — заключил воин. — Эти попы с душой дьявола. У них нет жалости. Будь осторожен и хитер, как старый лис.
Еще раз поблагодарил Медоварцев вождя эстов за мудрый совет.
Перед рассветом новгородцы стали собираться в путь. Двое эстов вызвались проводить их к Ревелю кратчайшей дорогой.
Когда показались стены города, эсты покинули обоз, незаметно исчезнув в лесу.
А через два часа после новгородцев в город въехали вооруженные всадники в черных плащах, обильно покрытые дорожной грязью.
Под утро Медоварцев отправился на торг разузнать, что слышно в городе. Толмача Федора он послал в гавань — нет ли попутного судна в Любек. Торопился Михаил Андреевич ехать дальше. Остальные дружинники разбрелись по городу кто куда. Но зря торопился Медоварцев, лучше было бы ему выждать время. Русские купцы, у которых он справлялся, ничего не слышали о горбатом попе, и Медоварцев понемногу стал успокаиваться. Возвращаясь, он купил овса для голубей и стал разбрасывать зерна на площади. Голуби слетались во множестве. Михаил Андреевич радовался, глядя на красивую, ласковую птицу.
— Твои талеры фальшивые, русский! — неожиданно услыхал Медоварцев негромкий, насмешливый голос, и чья-то рука легла ему на плечо.
«Горбун!» — нутром почувствовал Михаил Андреевич. Медленно повернув голову, он встретился взглядом с невзрачным человечком с большим горбом. В запавших, выцветших глазах его он прочитал торжество.
— Ты ошибаешься, у меня нет фальшивых денег, — сдерживая себя, ответил Медоварцев, брезгливо стряхнув его руку.
Горбун ловко отскочил в сторону, и его бледное лицо стало покрываться пунцовыми пятнами.
— А это что, мошенник? — показывая в ладони несколько монет, закричал он. — Это что, я спрашиваю?
Медоварцев спокойно взял в руки талер. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: монета фальшивая.
— Да, талер фальшивый, но я его раньше не видывал; впервой в твоей руке вижу. А мошенником называть, господин хороший, поостерегись!
— Первый раз видишь, мошенник?! — завопил горбун. — А кому ты сегодня за товар платил?.. Эй, купец, иди сюда!
Сквозь толпу, обступившую Медоварцева и Пруца, протискивался купец.
— У тебя русский покупал товары?
— У меня, — ответил купец.
Медоварцев внимательно посмотрел на купца, блудливо прятавшего глаза, и сказал:
— Да, я купил утром у господина купца харч на дорогу и платил полновесными серебряными талерами. Я думаю, господин купец подтвердит это.
— Вот этими, — протянул руку с деньгами горбун, — этими платил!.. Скажи, купец, не бойся.
— Да… я получил эти… деньги от русского купца, — запинаясь, ответил немец. — Это его талеры.
— Фальшивомонетчик! — завизжал горбун. — Ты поплатишься за это своей шкурой! Мы будем судить тебя по своим законам.
Собравшаяся толпа одобрительно зашумела.
— Связать его, — крикнул кто-то, и несколько человек стали приближаться к Медоварцеву.
— Михаил Андреич, биться будем! Мы здесь, Михаил Андреич! — услышал Медоварцев голоса дружинников.
Несколько человек из его отряда, вытащив из-за пояса топоры, приготовились защищаться. Толпа расступилась.
— Не трожь, ребята, не проливай крови!.. Мне суда бояться нечего. Пусть рат рассудит. А ты, продажная душа, гадина, не купец… разбойник! — обернулся к ревельцу Михаил Андреевич и спокойно пошел к ратуше.
Дни после случая на торгу тянулись мучительно долго. Пруц был неумолим и, несмотря на колебания судей, настоял на своем: Медоварцева приговорили к смерти как фальшивомонетчика. Магическая сила документа с подписью и печатью великого магистра ордена сделала свое дело.
