Один из дикарей замахнулся дубиной. Фрике выстрелил в третий раз.
— А это на сладкое! — воскликнул гамен, стреляя последним патроном.
Негр рухнул как подкошенный. Юноша бросил более не нужное оружие и упал, получив удар в затылок от пятого туземца, который, решив, что убил врага, спрыгнул в воду и исчез.
— Бедный мой младший брат, — проговорил Фрике, теряя сознание, — что бы ты без меня делал?..
А островок, подхваченный течением, быстро плыл вниз по реке, крутясь в водоворотах, ударяясь о берега, останавливаясь, вновь пускаясь в путь, задевая за каменные выступы, скользя над водорослями…
Береговые откосы становились все круче… Вдруг плот обо что-то сильно ударился, и от этого Фрике и Мажесте пришли в себя.
Остров куда-то причалил! Настал великий миг!
У Мажесте пропал жар, однако он, как и Фрике, был безумно слаб. Ну а юный парижанин, голова которого распухла от боли, а живот сводило от голода, пребывал в самом жалком состоянии.
Где-то наверху раздался гул голосов, слышались словечки экваториального жаргона и выражения, которые могла произнести лишь цивилизованная глотка:
— What? Was ist? Stop! Halte![236]
— Куда, черт возьми, мы попали? — изумился гамен. — Кто там кричит «Стой!»? Я француз. Я свой! Помогите, мы тонем.
Невероятный случай: островок наткнулся на нос прекрасного судна, стоявшего на якоре в устье реки.
Парижанин не верил своим глазам, точно находился во власти галлюцинаций[237]. Но недоумение продолжалось недолго. Его «владение», разрезанное надвое, уходило под воду.
Фрике мгновенно подхватил Мажесте под мышки и уцепился за якорную цепь.
На корабле услышали крики потерпевших крушение, быстро помогли взобраться на палубу, где они и свалились, умирая от истощения и потери сил.
Но робинзоны находились в обмороке недолго. Когда Фрике раскрыл глаза, то первым же, на ком остановился его взгляд, оказался не кто иной, как… Ибрагим собственной персоной. Скрестив руки, он курил свою вечную жасминовую трубку.
— Вот это да! Добрый день, патрон!
Ибрагим удивился и сделал нечто небывалое, потрясшее его свиту. Он степенно встал, аккуратно стер с губ янтарные крошки трубочного табака, а трубку отдал одному из приближенных, после чего пожал руку маленькому парижанину с чувством искренней сердечной привязанности.
— Да, да, это мы. Рад вас видеть, патрон. Знаете, бедный Озанор мертв. Черномазые его съели. Зато я уложил их с полдюжины. Ой, простите! Я забыл, что вы говорите только на «араби». Мне так неловко… Но месье Андре!.. И доктор, где они?
Человек высокого роста с резкими, значительными чертами лица, одетый, как европеец, приблизился к ним.
— Вы говорите, — произнес он, — о двух французах, которые после освобождения из плена были доставлены Ибрагимом на побережье?
— Да, месье.
— Называйте меня капитаном.
— Да, капитан. Не будете ли вы любезны сообщить о них последние новости? Мы их друзья, и, скажу без хвастовства, самые близкие. Исчезновение доктора и месье Андре меня тревожит.
— Успокойтесь, мой мальчик. Они, без сомнения, уже на месте. Ибрагим, рассказавший мне обо всех приключениях, сдержал обещание… Он проводил их в Шинсонксо, это португальское владение, а оттуда они отправятся на родину, во Францию.
— А! Спасибо, капитан. Наши друзья, вероятно, не слишком далеко отсюда, и хотелось бы встретиться с ними.
— Они действительно не слишком далеко отсюда, но встретиться с ними вам нельзя.
— А почему?
— Потому, что вы остаетесь здесь.
— Это невозможно!
— Мой мальчик, дело обстоит так. У вас и вашего товарища есть выбор: либо стать матросами у меня на борту, либо совершить прыжок в глубины вод с прикованным к ноге двадцатичетырехфунтовым ядром.
— Вижу, ничего иного я выбрать не могу.
— Не можете.
— Коль скоро мои друзья находятся в безопасности, а вы хотите взять нас к себе и мое «Кругосветное путешествие» продолжится, что ж, я согласен.
— Ваше решение разумно.
— Но очень хочется узнать, куда же мы попали.
— На борт судна, перевозящего рабов, мой мальчик.
— А! Значит, это вы возите товар великого мошенника Ибрагима?
— Правильно, — произнес капитан, которого, казалось, забавляла беседа. — Но вы же проголодались, а у меня нет обыкновения морить экипаж голодом; пошли есть, матросы.
— Да, капитан. Пошли, Мажесте, — произнес Фрике, направляясь к камбузу, как человек, которому донельзя знакомо расположение помещений судна.
Мажесте, пошатываясь, двинулся следом. Раненое плечо причиняло невыносимые страдания.
— Да, матрос, а как вас зовут?
— Фрике, капитан. Фрике из Парижа.
— Хорошо. С этого момента вы член нашего экипажа. А вашим чернокожим займется врач.
— Спасибо, капитан.
— Идите.
— В конце концов вид у капитана вовсе не свирепый. А наше дело — выпутываться. Пойдем за супом, а там поглядим. Все равно это сумасшедший корабль, раз возит рабов. Если судно захватит крейсер, нас повесят; а бежать отсюда невозможно. Капитан вовсе не шутит, когда говорит о двадцатичетырехфунтовом ядре, прикованном к ноге. Такой человек наверняка это сделает. Так что вперед за супом!
Отметим, что подобного корабля Фрике еще не встречал во время своих приключений; скошенная, как у понтона[238], передняя часть, включая бушприт[239], имела правильную, симметричную конфигурацию; корабль прочно стоял на якорях, и было видно, он недавно прошел срочный ремонт. Внимательный человек, бросив взгляд на планшир[240], сразу понял бы — судно загружено полностью.
Все несчастные, которых Ибрагим привел из мест, где обитало племя осиеба, уже были «погружены» в глубины корабельных трюмов. Дело сделано: капитан принял на борт «черное дерево». Ночью судно отплывет.
В данную минуту абиссинец и его помощник находились на палубе без охраны. Люди эскорта уже сошли на берег. Оставались последние важные дела. Капитан спустился к себе в каюту, вскоре поднялся с двумя огромными мешками золота и передал их помощнику.
Тут же появилась бумага на английском и арабском языках. Это был договор с одним из главных банкирских домов Кейптауна[241].
Цена крови! Читатель не ошибся. Английский банкирский дом выражал готовность финансировать столь отвратительную сделку и признавал юридическую силу подписи капитана корабля, перевозившего живой товар. Капитан по договору выполнял роль посредника.
Ибрагим, выздоровевший благодаря доктору, отныне становился богачом. Африканец, принявший мусульманство, ростовщик, торговец человеческой плотью, давно отправил совесть на покой. Для него это не составило большого труда.
