Успокаивал я себя тем, что не один такой. Взять, к примеру, руководство нашей страны. Судя по выражению лиц, что я как-то подметил, случайно увидев в теленовостях пасхальное богослужение, некоторым эти мероприятия тоже как зайцу стоп-сигнал. Не верят они ни в чудесное воскресение из мертвых, ни в прочие мифологические бредни. Но никуда не денешься – приходится соответствовать высокой должности, а потому стой и терпи, ожидая, когда закончится эта тягомотина.
Точно так же и у меня. Между прочим, терпел я получше многих прочих соседей, хотя уж они-то точно считали себя верующими. По крайней мере, мой рот всю обедню был на замке, а у них он зачастую вовсе не закрывался, а на попа с дьяконом они ноль внимания.
«Надо же, и скулы мои подметила», – подивился я и неожиданно для самого себя заинтересовался загадочной троицей:
– А все-таки чем они отличились, что их так возвеличили?
– Ратиться вышли с полчищами архангела Михаила, – ответила она и вновь бросила на меня быстрый испытующий взгляд.
Тоже мне царь Иоанн выискался. Тот постоянно глазом на меня косил, невесть чего искал, и эта принялась.
– Пострадавшие за свою веру значит, – кивнул я солидно, осведомившись: – Погибли, что ли? Или от ран померли?
– Одолели их да в темницу заковали, – пояснила она.
– Не понял, – удивился я. – А чего их архангел Михаил не спас? Куда глядел-то?
– Он-то и повелел их заковать, – буднично пояснила она.
– Погоди-погоди, – стало до меня доходить. – Так на чьей стороне эти страстотерпцы воевали?
– Вместях с Лучезарным, – последовал короткий ответ моей спутницы.
Опа! Вот это ты забрел, Костя! Лучезарный-то – это Люцифер. Он же, если память мне не изменяет, Азазель, Велиар, Вельзевул и так далее, то есть сатана.
– Хороши страстотерпцы… – протянул я растерянно, тем не менее продолжая послушно топать следом.
– Ну а как иначе их назвать, – пожала плечами Светозара. – Раз они за свои страсти претерпели, получается, страстотерпцы.
– Это по какому ж календарю? – осведомился я. – И в какой церкви их день почитают?
– В нашей, князь-батюшка, в нашей, – круто повернувшись ко мне, отчеканила ведьма. – Они за свободу бились, боле ни за что, вот и празднуют их день тоже на воле, посреди леса, чтоб никто из святош не мешался. Потому и позвала я тебя…
– На шабаш? – уточнил я.
– На праздник, – поправила она. – Шабаш совсем в иное время справляют. А ныне просто наш праздник.
– Ваш… праздник, – попытался возразить я.
– Наш! – уверенно мотнула она головой. – И не спорь со мной. Я ж не зря тебе про скулы напомнила, а ты и не перечил, потому как истина молвлена. А зевота – верная примета. Она в церкви токмо на наших нападает, а иных не трогает. Ты просто пока не знаешь еще, что наш, вот и все.
– Голым скакать – не май месяц, – поежился я. – И сатану под хвост целовать не по мне. Да и вообще, мне свет как-то милее, чем тьма…
– А ты поболе поповские побасенки слухай, – сердито отозвалась она. – Глупые навыдумывают невесть что, а прочие за ними повторяют. Сказала же, не шабаш ныне, потому и разоблачаться нет нужды. А что до хвоста, так ты на меня глянь, – потребовала она. – Похожа я на такую, чтоб под хвост целовать полезла? Да ты гляди, гляди, не боись!
Я поглядел, благо что лунный свет струился прямо на ее лицо, и увиденное не пришлось мне по душе. Скорее уж напротив. С каждой секундой оно не нравилось мне все больше и больше. Что розовый язык, которым она беспрестанно облизывала сочные кровавые губы, что помутневшие зрачки, с отблеском чего-то багрово-красного, вздымавшегося из самой глубины. В довершение ко всему этот полуоткрытый рот, в котором явственно вырисовывались два хищно заостренных белоснежных клычка. Нет, они и раньше были у нее видны, но как-то не столь нахально обращали на себя внимание. Или это мне тоже померещилось?
Понимаю – всему виной лунный свет. Призрачный и загадочный, мутный и в то же время резко вычерчивающий повсюду замысловатые таинственные фигуры-тени, он мог ввести в заблуждение кого угодно. Если для объяснений увиденного его одного мало – можно, немного подумав, добавить еще несколько столь же прозаических и насквозь материальных, то есть научно объяснимых причин.
Сидя в теплой комнате при свете дня или пускай даже ночью, но в уютной квартире, под люстрой с ярко горящими лампочками, я и сам откопаю не меньше десятка доводов, логически растолковывавших все «почему» до единого.
Но я стоял ночью в холодном октябрьском лесу, молчаливом и угрюмом. Пахло хоть и не серой, но определенно чем-то гнилым и затхлым. Вокруг тяжело выстроились приземистые ели, чьи черные тени постоянно корчились при лунном свете в какой-то замысловатой пляске уродцев. А возле меня находилась женщина, искренне считающая себя ведьмой и чье поведение красноречиво подтверждало правоту ее слов. И кругом гробовая тишина.
«И на том спасибо, что хоть мертвые с косами не стоят», – с тоской припомнил я «Неуловимых мстителей».
Странное чувство охватило меня. Не страх – в тот момент я не боялся ни Светозары, ни темного леса, в глуби которого мог скрываться неведомо кто. Смятение? Скорее всего. Причем вызванное непониманием – чего хочет от меня девка, вроде бы окончательно съехавшая с катушек.
Кажется, она не совсем верно восприняла мое затянувшееся молчание. Задорно уперев руки в боки, она азартно подмигнула:
– Что, хороша?!
– Как шалая кошка в марте, – прокомментировал я свои впечатления от увиденного. – Не зря говорят: «Куда черт не поспеет, туда бабу пошлет».
Сравнение ей, как ни странно, понравилось, да и пословица тоже. Она весело хихикнула и азартно тряхнула головой.
– Токмо здесь ты меня Машей не зови, – предупредила она. – Тут крестильные имена не в ходу. Токмо Светозарой. Чуешь, каково имечко? Выходит, с детства я с Лучезарным обручена. – И, видя, что я так и не решаюсь двинуться с места, взяла инициативу на себя: – Идем-идем. Недолго осталось. – Она еще крепче стиснула мою руку в своих огненных пальцах – и откуда столько жара в девке при минусовой температуре? – и потянула за собой.
Я не поддался, продолжая твердо стоять.
– Да что же ты?! – Она сердито топнула ногой. – Сказываю же: наш ты. Вон и жиковина[28] у тебя на пальце тоже из наших. Потому тебе и присухи мои яко с гуся вода.
– Перстень не замай, – сердито оборвал я. – Мне его княжна подарила.
– Ну, к ней-то он случайно попал, а к тебе сам потянулся, – заметила Светозара. – Ай сам не чуешь, сколь в нем силушки таится? А там тебе ее разбудить подсобят…
