— Господи, но ведь это же невозможно, у меня нет доступа к егерям эскорта, я работаю в прихожей, открываю и закрываю двери!
— Но ведь это во дворце, так что вы сможете спросить этого человека!
— У кого я должен спросить?
— У кого угодно, у первого встречного офицера, нужный нам солдат может быть и вашим знакомым. Не бойтесь, никаких подозрений это не вызовет. Можете сказать, что вы должны передать ему весточку от какой-нибудь берлинской красотки, короче, причин можно придумать сотню! Идея с девицей была бы самой лучшей, поскольку, когда встретитесь с ним, вы должны сказать, что его хочет видеть маленькая Маргарита. Запомните хорошенько: Маргарита! Можете сказать это ему даже при свидетелях, но тогда сделайте соответствующую гримасу и засмейтесь. Если вы приведете его ко мне, получите кошелек.
— Куда я должен его привести, майн герр?
— Сюда. Завтра я буду здесь в начале каждого часа, с семи утра. Если он не сможет подойти, приходите вы и расскажете, что произошло, и когда он сможет со мной увидеться.
То утро, 19 ноября 1806 года (среда), для Батхерста было истинной мукой. В целях безопасности, каждый час он входил на церковную площадь по разной улице. На шестой раз, в полдень, в церкви появился шахматист и сообщил, что гвардеец обязан присутствовать на каком-то торжестве, и потому придет на встречу только между пятью и шестью вечера. Так это и случилось. Военный вошел в церковь и встал на колено в боковом нефе, под небольшим окошком. Батхерст подождал несколько минут, подошел и, коснувшись его плеча, сказал:
— Я тот, кого вы ждете. За вами никто не следил?
— Если бы это было так, я бы сюда не вошел, — ответил солдат, поднимаясь с места.
Они уселись на скамье.
— Остановится ли император в Познани? — спросил Батхерст.
— Да, вскоре мы переведем главную квартиру туда.
— Когда?
— Этого я не знаю. Скоро, но не раньше, чем через десять дней.
— Это точно?
— Что он отправится в Познань? Несомненно. Странно, что вы этого не знаете, поскольку об этом знают, видимо, все. В начале ноября он принял польских представителей[173] и поручил им написать воззвание о том, что собирается войти в польские земли. Воззвание уже напечатано[174]. Даву вошел в Познань две недели назад, и уже несколько дней город готовится к въезду Бонапарта. Сегодня состоялась аудиенция с польской делегацией[175], я при этом присутствовал.
— То есть, все складывается хорошо. А вы готовы? — спросил Бенджамен.
— Готовы.
— Это хорошо. Чтобы наша операция прошла успешно, мне будет нужна ваша помощь. Но я не знаю, что встречу в Познани, неизвестно и то, что мне удастся организовать. Поэтому, пока я не могу сказать, в чем будет заключаться ваша роль. Нам нужен контакт в Познани, но вот какой?
Он задумался.
— …Знаю. Я пошлю к вам девушку. Черноволосая, зовут Джулия. После того, как устроитесь в Познани, я прошу вас уходить со службы в город с самого начала, и так часто, как только будет возможно и хвастаться перед сослуживцами своими успехами у девиц. Когда она вас спросит, никто не станет удивляться.
Поздним вечером того же дня Том «Веревка», Брайан Хейтер и Руфус Браун, предупрежденные посланником Коха, появились на правом берегу Шпрее с повозкой, которая должна была забрать изобретение фон Кемпелена. Вся операция продолжалась менее часа. Воспользовавшись темнотой, их перевезли лодкой на левый берег, там они погрузили автомат и вскоре он очутился на правом берегу, чтобы исчезнуть в повозке. Фигура мусульманина, стол и часть внутренностей были отдельно упакованы в белое полотно. Вместе с ними поехал и старичок-шахматист.
Мирель, при виде Батхерста, которого не видел уже несколько дней, обрадовался.
— Ооо! Мирель как есть рад! Нужно уже выезжать, синьоре, тут плохое место, приходили солдат, кричали, приказывать цирк! И солдат ничего не платили, синьоре, niente. Sono i veri malandrini! I cornuti! I bastardi![176]
Бенджамен прервал этот поток ругательств и провел Миреля к повозке с «Турком».
— Гляди, Мирель, — приподнял он ткань, — это новый театральный реквизит. Понял? Передай это своим людям.
— И в он там есть бомба? — с опаской спросил Мирель, вглядываясь в фигуру мусульманина.
— Нет, в он там бомба нет, — передразнил его Батхерст, — но взорвется прямо под тобой, если ты сам и твои люди начнут слишком интересоваться, или если кто-то из вас забудет, что это ваш старый реквизит, с которым ездите уже несколько лет.
От Юзефа он узнал, что по дорогам постоянно проходят военные отряды, и что вчера к ним пришла группа солдат, которые приказали комедиантам представить свое умение.
— Я уже думал, что будет драка, сэр. Мы даже приготовили с Брайаном гранаты… А потом, потом я чуть от смеха не лопнул. Этот их фокусник, Симон, маэстро Сиромини, показывал штучки с исчезающей табакеркой, ну а тут Мануэль отклеился со своего места, подошел к нему и…. Ха-ха-ха! Прошу себе представить, что табакерка исчезла на самом деле! Ха-ха-ха! Нужно было видеть рожу этого типа! Мануэль дал ему такой урок, что в жизни не забудет! Теперь Симон его возненавидит!
— К женщинам приставали? — спросил Батхерст.
— Немножко. Эта блондинка, Диана, клеилась к ним. А мисс Джулия от них спряталась. Впрочем, напрасно: офицер держал своих солдат достойно, а потом вежливо так поблагодарил за выступление. Мисс Джулия очень приличная девушка, сэр, и…
— Про это я тебя не спрашивал! — рассердился Бенджамен и отошел.
Когда все уже легли спать, он заглянул в повозку к женщинам.
— Спит? — спросил он, хотя прекрасно знал, что девочка спит, но ничего более умного на ум не пришло.
— Спит. Она скучала по вам.
Бенджамен хотел спросить, только ли Анна скучала, но не спросил.
— Завтра утром выезжаем, — сообщил он.
— Куда?
— За Одер, в Познань.
— Никогда не была так далеко на востоке. Неужели там точно так же гадко и холодно?
— Видимо, так.
— Боже, как бы мне хотелось вернуться в Каласетта!
— Так почему ты не возвращаешься туда?
— Еще не могу. Вот когда отложу хоть немного денег, тогда и вернусь. Еще год, может, два… Боюсь, чтобы Анна не заболела, здесь так холодно… Мирель говорил, что вы привезли новый реквизит. Это ради него вы так рискуете жизнью?
— Ради него.
— Ради этой куклы? И стоит?
— По-видимому, да, иначе я бы сюда не приехал. Но теперь не жалею.
Он положил свою ладонь на ее. Она позволила ему держать их так всего несколько секунд, потом убрала руку, а когда Бенджамен вдруг приблизился к ней, сказала:
