Несколько мужчин поднялись с мест и стали аплодировать, остальные сидели молча, с каменными лицами.
Сайлас огляделся. Все глаза были устремлены на него.
— Я полностью поддерживаю проект и, чтобы положить ему начало, вношу десять тысяч английских фунтов.
Толпа слушателей дружно выдохнула. Да, богатству Сайласа завидовали, но никогда прежде он не был замечен в филантропии. Большая часть присутствующих полагала, что склонность к благотворительности — это некая психическая болезнь, поражающая человека в старости, когда он пытается приобрести билет на Небеса, откупаясь от бесчисленных грехов, которые творил в молодости. А затем все вдруг заметили нечто очень странное. Сайлас смеялся. Он хихикал, словно не мог себя контролировать. Наконец, издав странный булькающий звук, он заставил себя замолчать и проговорил:
— Пока ваше внимание целиком и полностью приковано к моей скромной персоне, я хотел бы сделать объявление личного свойства.
Это было что-то новенькое. Сайлас Хордун, прославившийся, помимо всего прочего, своей скрытностью, желает сделать «объявление личного свойства»?
— Я приглашаю всех вас к себе на свадьбу!
Толпа издала ликующий вопль, хотя главе дома Врассунов показалось странным, что мужчина в таком возрасте, как Сайлас Хордун, решил вновь обзавестись женой. Прямо-таки повторение истории Авраама и Сары, родивших ребеночка в столетнем возрасте! А затем Мейера Врассуна осенило, и он заорал:
— А кто невеста?
Сайлас сделал глубокий вдох. Он наслаждался этим моментом.
— Май Бао. Младшая дочь Цзян, — без затей ответил он, и тут в зале воцарился сущий ад.
Глава двадцать шестая
ИНЬ БАО ВСТРЕЧАЕТ ФЕМИНИСТКУ
— Вы можете оказаться нам весьма полезны, — заявила Цю Цзинь.
— Кому это вам?
— Нам, представительницам того же пола, к которому принадлежите и вы, — ответила Цю Цзинь, протянув руку и взяв из тонкой фарфоровой чашки, стоявшей на столе, горсть сушеных арбузных семечек. Несколько семечек она бросила в рот. Женщина наслаждалась моментом. Ее хозяин, Чарльз Сун, дал ей недвусмысленные указания: «Выясни про Инь Бао все, что сможешь. Разговори ее, разозли». Цю Цзинь расколола зубами семечки и, проглотив их сладкую мякоть, выплюнула шелуху прямо на пол — по-мужски, как какой-нибудь неотесанный работяга.
Инь Бао была шокирована.
— Вы оскорблены? — с усмешкой спросила Цю Цзинь. — С ума сойти, шлюха оскорбилась!
Инь Бао напряглась и открыла рот, чтобы дать достойный ответ, но, прежде чем она успела хоть что-то сказать, Цю Цзинь снова заговорила:
— Между мужчинами и женщинами на самом деле нет никакой разницы.
Рот Инь Бао открылся еще шире. Но теперь у нее не было слов, чтобы ответить. Подобное заявление она слышала впервые.
— Мы все одинаковые, только писаем по-разному. — Цю Цзинь выплюнула на пол очередную порцию шелухи и добавила: — Хороши семечки! Не самые лучшие из тех, что я пробовала, но — хороши! Хотя, учитывая то, какой счет они вам выставят, оно и неудивительно.
Инь Бао заметила, что сидит на стуле, хотя не могла вспомнить, в какой именно момент села. Не помнила она и то, когда позволила этой, с позволения сказать, персоне сесть за свой столик. Сама Инь Бао никогда не платила за еду и напитки. Платил клиент. Она протянула руку и отодвинула чашку с семечками подальше от этой странной женщины.
— Я за вас платить не собираюсь, — сказала она. — Платить будете вы.
— Вряд ли, Инь Бао. Я не ваш клиент. Ведь вы так называете мужчин, с которых берете деньги за то, что они вас имеют?
— Если вы не клиент, то кто вы?
— Я не нахожу вас привлекательной, — улыбнулась Цю Цзинь. — Вы знамениты лишь потому, что знамениты, и только поэтому я нахожусь здесь.
— Так кто же вы такая? — спросила, ничего не понимая, Инь Бао.
— Борец за права женщин. — Цю Цзинь протянула ей прокламацию. — Вы умеете читать?
— Разумеется. — Инь Бао взяла листок, но тут же отложила в сторону.
— Хорошо. Тогда прочитайте это. — Цю Цзинь встала из-за стола. — А потом я вернусь, и мы с вами поболтаем.
— Эй, подождите минутку!
— Что?
— Мужчины и женщины не одинаковы. Как вы можете говорить такое?
— Очень просто. Вы сами докажете мою правоту. Вы сделаете то, что до вас делали только мужчины.
— Что именно? Пописаю стоя?
— Нет, это для женщины с вашей квалификацией пара пустяков. Я имею в виду другое.
— Что именно?
— Вы сами выберете человека, с которым решите связать себя узами брака. А я вам в этом помогу.
— Вы?
— Да. Я пользуюсь уважением в газетном мире. Возможно, вы знаете моего хозяина. Его зовут Чарльз Сун.
* * *
«Случайная» встреча Чарльза Суна и Инь Бао была, разумеется, вовсе не случайной. Цзян выложила целое состояние за то, чтобы сваха Чарльза представила ему «новую, молодую и весьма подходящую для брака» кандидатуру. Это сработало. Шпионки Цзян уже доложили ей о встрече Инь Бао и Цю Цзинь. Скорее всего, это была ознакомительная беседа, и теперь остался лишь один камень преткновения: Чарльз желал, чтобы его жена была христианкой.
— Кем? — вздернула брови Инь Бао.
— Христианкой, — умильным тоном произнесла Цзян.
— Мне что же, придется носить старую и вонючую черную сутану? — в подлинном отчаянии спросила Инь Бао.
— Нет, сутаны носят иезуиты, да и то только мужчины.
— Иезуиты? А они не христиане?
— Христиане, но Чарльз Сун исповедует другую разновидность христианской веры.
— Какую? — с нескрываемым сарказмом осведомилась Инь Бао.
— Ту, благодаря которой ты, может статься, получишь имя Цзян. — Пожилая женщина поцеловала дочь в лоб. — Пора тебе подумать о детях. Помни, чтобы стать Цзян, ты должна произвести на свет как минимум двух дочерей.
«С тобой забудешь!» — хотелось сказать Инь Бао, но вместо этого она с притворной скромностью улыбнулась.
Цзян расхохоталась.
— Что смешного, мама?
— С этой улыбкой тебе нужно попрактиковаться.
— Значит, буду практиковаться, — ответила Инь Бао и отвернулась.
Цзян знала: чтобы получить то, что она хочет, младшая дочь будет практиковаться в чем угодно и сколько угодно. За все годы общения с девушками она еще не встречала ни одной с такой же силой воли, как у младшей дочери. В день ее двенадцатилетия Цзян спросила девочку, какой подарок она хочет получить на день рождения, и та поразила ее, ответив: «Я хочу, чтобы мне перебинтовали ноги. Это дополнит мою неотразимую красоту». Цзян была категорически против, однако дочь пригрозила тем, что сделает это сама, без разрешения матери.
