– Он виновен, ты просто не понимаешь, что он виновен…
Больше разговора не было, а постепенно и сама Предслава забыла о таком русиче.
Моисея отдали работать в хозяйстве одному из очень зажиточных гнезненцев, где тот на свою беду приглянулся красавице Эльжбете, бывшей подружке короля.
Привыкшая получать все, что захочет, женщина ткнула пальцем и в работавшего рослого руса, ладная фигура которого и ясные голубые глаза весьма заинтересовали польку:
– Кто это?
Хозяин, знавший ненасытную натуру красавицы да еще и задолжавший ей немалую сумму денег, усмехнулся:
– То рус, которого привели из Киева. Но на женщин не смотрит, даже краснеет, если о чем спрашивают.
Пани Эльжбета провела языком по губам и задумчиво протянула:
– Ну, это смотря на каких женщин… Пришли его ко мне с каким-нибудь делом. Сегодня же!
Этой красотке отказывать нельзя, король еще не забыл ее горячих ласк. Неважно, что сейчас у Болеслава русская княжна, может ведь и вспомнить былое… Хозяин Моисея кивнул:
– Я-то пришлю, а там твое дело.
– Пришли-пришли…
Но Моисей действительно не интересовался женщинами! Чего только ни вытворяла красавица Эльжбета, как ни завлекала руса, тот словно скала на море, был несокрушим. Его владелец даже продал за гроши этого строптивца жаждущей польке. Произошло это после того, как парень в очередной раз отказал красавице, что грозило крупными неприятностями уже самому хозяину. И тот приказал высечь глупца так, чтобы надолго запомнил, кому можно отказывать, а кому нет!
Пани Эльжбета выходила едва не испустившего дух от такой учебы руса, привела в свой дом, объявила своим мужем во всеуслышание, но!.. Парень оставался непоколебим, он просто не желал ни одну женщину! Не помогли никакие увещевания, соблазнения, угрозы новых расправ. Даже оставленный голодать, рус не сдавался блудливым нападкам своей хозяйки.
Эльжбета не придумала ничего лучше, как… пожаловаться на раба королю Болеславу! Вот уж этого король явно не понимал! Он велел привести странного человека к себе.
Перед Болеславом стоял рослый, сильный, несмотря на голодовку, парень. Крепкие плечи, сильные ноги, ясные голубые глаза… Пожалуй, король понимал интерес бывшей подружки к этому красавцу, но он не понимал самого красавца – пани Эльжбета всегда была хороша собой и с возрастом прелестей не растеряла.
И вдруг Болеслав понял, в чем дело! Сердце парня попросту занято другой! Ведь не потащил же он сам красотку Эльжбету в постель, потому что у него есть Предслава, так, небось, и этот.
– У тебя есть другая?
Кажется, рус даже не сразу понял вопрос, потом замотал головой:
– Нет-нет!
– Почему же ты не хочешь Эльжбету? Она хороша.
– Я не хочу ни одну женщину, не только свою хозяйку.
Протянув вполголоса «во дура-ак…», король поинтересовался:
– Ты болен?
– Здоров.
– Чего же ты хочешь?
– Мыслил уйти в обитель.
– Куда?!
– В обитель, в монастырь…
Болеслав таращил глаза на этакую невидаль, не зная, что ответить. Крепкий молодой парень, вместо того чтобы портить девок и ублажать свою красавицу госпожу, наслаждаясь всеми возможностями богатой жизни, желает похоронить себя под монашеской одеждой? Это было не просто непонятно королю, но и противно его натуре. Нужно ходить в церковь, молиться, поститься, делать щедрые пожертвования, но это-то зачем?!
А рус продолжил:
– Я уже и постриг принял.
– Подожди, – замахал на него Болеслав, – где ты мог принять постриг?
Лицо парня озарила счастливая улыбка:
– Мимо проходил иеромонах афонский, он меня и постриг. Моисеем теперь зовусь.
Некоторое время король сидел молча, Моисей стоял, ожидая, когда его отпустят.
– Эльжбета знает?
– Нет, она не спрашивала.
Покои огласил хохот Болеслава, тот, схватившись за бока, смеялся с каждым мгновением все оглушительней. Чуть придя в себя, обессиленно махнул рукой:
– Ой, иди, иди, а то помру! Ой, что с тобой Эльжбета сделает, узнав, что ты теперь монах!..
Моисей поторопился покинуть королевский дворец, он понимал и не понимал веселья Болеслава. Что смешного в том, что он принял постриг даже вот так – от проходившего мимо иеромонаха?
Осознал только позже, когда вернулся домой. Сама пани Эльжбета тоже, видно, побывала у короля и новость узнала там. Вернулась такая, что слуги спешно попрятались в самые дальние норы, зная, что хозяйке на глаза лучше не попадаться.
Эльжбета приказала позвать Моисея. Тот перекрестился, прочитал короткую молитву и отправился, как сам понимал, на плаху. Чего уж хорошего ждать от взъяренной красавицы? Он был готов к смерти и только молил Господа даровать ему силы умереть достойно. Но того, что произошло, не ожидал!
– И как тебя теперь зовут?
– Моисей.
– Монах, значит?
– Монах.
– А ты меня спросил?!
– На то воля только божья, но не людская…
Эльжбета даже слушать не стала, подскочила к нему, лицо перекошено, глаза от злости белые:
– Последний раз спрашиваю: будешь со мной?! Будешь моим?
Моисей выдержал бешеный взгляд и наскок хозяйки, помотал головой:
– Ни твоим, ни чьим, господу единому принадлежу душой и телом… Ты вольна убить меня.
Та вдруг расхохоталась прямо в лицо:
– Убить, говоришь? Господу, говоришь? Душой и телом? Не-ет… тело твое вот оно, и над ним я властна! И убивать тебя я не стану, помучайся прежде! А ну, пройдитесь-ка по нему еще разочек хорошенько, чтоб понял, что боли-то еще и не видел.
У любого хозяина есть холопы, готовые в угоду с другого шкуру спустить. Схватили, связали, бросили наземь. Моисей мысленно простился с миром, но это оказались далеко не все мучения его на белом свете. Били, пока в памяти был, потом отлили холодной водой, всегда ненавидевший его лях-управитель схватил за волосы, поднял голову:
– Ну что, живой?
Еще добавили, потом еще, но ни криков, ни даже стона не дождались. Эльжбета была готова сама начать истязание строптивого раба, но вдруг сделала знак остановиться. Слуги решили, что наконец опомнилась и оставит парня в покое. Где это видано, чтоб так мучить за нежелание блудить с ней? Но оказалось не все.
– Оскопить!
– Что? – не понял даже управитель.
– Оскопить острым ножом, чтоб ни с кем более…
Моисей стал скопцом, но и это не заставило его молить о пощаде! Лежа на залитой кровью земле и глядя вслед уходившей хозяйке, он все же простонал:
– Прости ее, господи, не ведает, что творит…
Это услышал управляющий, наклонился:
– Христом прикидываешься?!
Пнул что было силы в самое больное место, плюнул и пошел вон.
Свет поблек в очах Моисея.
Сколько так пролежал, не помнил, очнулся в каморке, где один из работников прикладывал ему к пострадавшему месту какие-то примочки. Увидев, что бедолага открыл глаза, наклонился ближе:
