Алексей шаг за шагом подбирался поближе — интересно было. Буслай тоже не отставал, усмехался в усы.
— Стремена подгоняй.
— Это как?
— А вот так: чтобы встав на них, между седлом и этим… местом было четыре пальца.
— С вершок, значит? А зачем? Сидя-то на ж… удобнее ехать, чем стоя на ногах.
— Смотря сколько ехать, — чуть зарумянившись, объяснил Александров. — В дальнем походе при таких стременах и ноги и… это место меньше устают. Да и в бою рубиться стоя способнее. Ты ведь дрова сидя не рубишь?
— Дрова колют, господин корнет.
— Когда — колют, когда — рубят. Давай дальше. Бери повод в левую руку. Так. Закинь его на холку, стань левым боком, лицом к хвосту, левую ногу — в стремя.
— Что ж так-то? Задом к переду?
Буслай за спиной Алексея хмыкнул в кулак.
— Строптивая…
Александров имел большое терпение. А, может, ему нравилось учить других тому, чему сам недавно научился.
— Параша, лошади бывают разные…
— Это нами знамо. Одна копытом бьеть, другая норовит зубами дерануть, и третья…
— А третья, горячая, норовит сразу с места взять. Ногу в стремя вздеть не успеешь, а уж она далеко. Поняла ли?
— Как не понять! Она тронулась, а ты с разворота и садись.
— Умница! И правую ногу тоже сразу в стремя. Повод вот так вот держи: через четыре пальца, а большой сверху. Мотнет конь головой — и повод не вырвет, и пальцы не поломает.
— Это все по-вашему, — отмахнулась Параша. — У нас проще. Я как в свой кулак возьму — попробуй вырви.
— Как же ты-то вырвался? — тихо засмеялся Буслаев. — Крепка девка. И любовь ее крепка.
Алексей смолчал. Вырвался? Так ли?
Параша между тем уже в седле. Александров — в ужасе.
— Ты что? На заборе? А ну-ка, спина прямая, голова вверх, ноги уперты. Красиво надо сидеть. А коли красиво, то и твердо.
— Не боись. Коли я села, так не упаду. Дальше чего?
— Дальше делай круг, шагом. Управляй не только поводом, но и коленями. Спину, спину держи. Вот так.
Лошадь послушно шла по кругу, поматывая головой. С каждым ее шагом Параша все увереннее держалась в седле. Природная грация, привычка к работе, гибкость и умение подчинять свое тело сказали свое слово.
— Тротируй, тротируй! — подсказывал Александров, довольный своим учеником. — Переводи на рысь. Да не трясись сама по себе, к коню приноравливайся! Про стремена не забывай.
Алексей и не заметил, как возле них с Буслаем собрались гусары, весело поглядывая, как скачет Параша.
— А ловка девка. Коня понимает.
— Этак она и сабле обучится — берегись, хранцуз! Сшибеть и не пожалеить.
— Стой! — Александров взял коня под уздцы. — Слезай. Ты молодец, Параша. Сейчас вьючить станем. Это дело куда как хитрее.
Буслай хлопнул Алексея по плечу.
— В хорошие руки Параша попала. Ты не ревнуешь? — тонко усмехнулся.
— Поди-ка ты прочь.
Параша зрителей не смущалась. Старательно слушала корнета и старательно делала, но тут вдруг заупрямилась.
— К седлам, вот здесь пристегиваем ольстры. Пистолеты в них вкладываем плотно, но не туго. Чтобы в пути не потерять, а в бою в миг выхватить. Поняла ли? За седлом укладываем фуражный мешок, на него — сакву. Прямо за ней — чемоданец для провианта. На него торочишь рульку — вязка сена, крученная в канат. Вот здесь — баклага с водой, торба с лошадиным припасом — скребница, щетки, пучки бечевок. Что еще? Артельные вещи — палатка, колья, котел, коса, топор, клещи, молоток. Ну, это тебе не очень надо. Это по очереди мы возим.
— Мне и все это не надо. В Париж не собираюсь. В своем селе воевать буду. Скидывай это все, учи сабле и пистолету.
Буслай расхохотался до того, что согнулся и зашлепал себя ладонями по коленям. Параша обернулась сердито; увидев Алексея, смутилась и засияла. Красота ее не только на лице цвела, она в сердце ютилась.
Офицеры немного отошли в сторону, чтобы не мешать учителю и не смущать ученика. Волох, ревниво не отходивший ни на шаг, подал набитые трубки. Бросил на землю бурку. Буслаев с надеждой взглянул на него, но Волох грустно развел руками. И прислушался к звонкому голосу Александрова.
— Саблей, Параша, не рубят. Это не топор. Саблей режут. Скользящий должен быть удар. Смотри — рублю. — Александров ударил в ствол березки. Она дрогнула и сухо, с трудом переломилась. — А надо вот так. — Свистнул клинок, и другая березка лишилась вершинки. Она скользнула вниз и острым срезом, дрожа, вонзилась в землю рядом со своим стволом.
— Браво, корнет! — Буслаев ударил в ладони. — А говорят, у тебя рука слаба. Что-то много врать стали без моего догляда.
Александров строго глянул на него и сказал:
— Попрошу вас не мешать, господин корнет.
— Миль пардон! Остаюсь молчаливым зрителем.
С саблей у Параши не шибко ловко получалось — не ухват все-таки. И не топор.
Не желая ее смущать, офицеры поднялись и, кстати; пошли навстречу полковнику, который не спеша ехал полем, поглядывая по сторонам, ища, к чему бы придраться. За ним тянулись цепочкой коноводы с лошадьми.
— Здорово, Алешка! Здоров, Буслай! Готовы? Вот посмотрю. А что не так, не обессудьте, своей рукой выпорю. Ну-ка, Щербатов, ставь во фрунт свой взвод. Что за молодцы у тебя, гляну.
Тут неожиданно грянул в стороне пистолетный выстрел. Князь гневно обернулся:
— Кто посмел? Что втемяшилось?
Увидел растерянного Александрова, Парашу с еще дымящим пистолетом в руке — размяк.
— Парашка, сукина дочь, в меня метила? В самое сердце попала!
Гусары в строю заржали ровно жеребцы перед кобылами. Парашка не сробела.
— В вашем сердце, барин, таких дырок — как в решете.
— Вот я тебя высечь прикажу. Или своей рукой выпорю.
— Своей-то рукой вам, конечное дело, любезнее. Да на мне портки крепкие, в обтяжку. Не всякому стащить.
Грохнуло в строю словно майская гроза ударила. Князь аж в седле качнулся. Обернулся к сыну:
— Вот, Алексей. Еще один нахальный Волох у тебя вырос. Не зря майор Измайлов рапорта пишет.
— Вот его бы и посечь, — подсказал Буслаев. — Можно прямо в портках. Саблею, плашмя.
Полковник вдруг стал строг и хмур. И на шутку Буслаева не отозвался. Выпрямился, крутнул ус:
— Ставлю задачу. Атака взводом укрепленного редута противника. Исходная позиция — развесистый, отдельно стоящий дуб. Корнет Буслаев, принимайте командование взводом.
— По коням! — заорал Буслаев. — Левое плечо вперед! Марш! Марш!
У «отдельно стоящего дуба» взвод рассыпался. Донеслось: «Сабли вон! Сабли к атаке! Рысью — марш!».
Застучал, нарастая, дробный конский топот. Пронзил его тонкий заливистый свист. Взвод сменил аллюр, мчался галопом. Стремительно стелились над землей лошади, привстали на стременах всадники. Сверкали над их головами блестящие беспощадные клинки. Казалось, не остановят их напора ни пули, ни картечь, ни встречная атака.
