Планше, узнав от приказчика о том, кто его спрашивает, бросил работу и выбежал навстречу Атосу.
— Ах, господин граф, какая радость! Какая это звезда привела вас ко мне?
— Милый Планше, — сказал Атос, пожимая руку Раулю, который в это мгновение оказался с ним рядом и опечаленный вид которого он сразу же про себя отметил, — мы явились узнать у вас… Но в каких хлопотах я вас застаю! Вы весь белый, как мельник. Где это вы так измазались?
— Ах, будьте осторожны, сударь, и не подходите ко мне прежде, чем я как следует не отряхнусь.
— Почему?
— То, что вы видите у меня в руках, это — мышьяк Я делаю запас мышьяка от крыс.
— О, в таком заведении, как ваше, крысы доставляют немало забот.
— Я не об этом заведении, господин граф, забочусь.
— Что вы хотите сказать?
— Но ведь вы видели, граф: составляют опись моих товаров.
— Вы расстаетесь с торговлей?
— Ну да, я уступаю заведение одному из моих приказчиков.
— Вот как! Значит, вы достаточно разбогатели?
— Сударь, мне опротивел город. Может быть, потому, что я начал стареть, а когда стареешь, как сказал однажды господин д'Артаньян, чаще думаешь о своей юности; но с некоторых пор я чувствую влечение к деревне и садоводству. Ведь я когда-то был крестьянином.
Атос сделал одобрительный жест и спросил:
— Вы покупаете землю?
— Я купил, сударь, я купил домик в Фонтенбло и немножко земли по соседству, около двадцати арканов.
— Превосходно, Планше, поздравляю вас.
— Но здесь нам не слишком удобно; и к тому же вы кашляете от моего проклятого порошка. Черт возьми, я вовсе не хочу отравить достойнейшего во всей нашей Франции дворянина.
Этой шутке, которую пустил Планше, чтобы выказать светскую непринужденность, Атос даже не улыбнулся.
— Да, — согласился граф, — поговорим где-нибудь не на людях, — у вас, например. Ведь у вас тут квартира, не так ли?
— Конечно, господин граф.
— Наверху?
И Атос, видя, что Планше в затруднении, прошел первым.
— Дело в том… — начал Планше.
Атос не понял причины этих колебаний Планше и, полагая, что Планше стесняется бедности своей обстановки, поднимаясь по лестнице, говорил:
— Ничего, ничего. Квартира торговца в этом квартала может не быть дворцом. Пошли дальше!
Рауль быстро опередил его и вошел.
Тотчас же раздались два, даже три крика. Громче других прозвучал женский голос. Второй крик вырвался из уст Рауля, закрывшего пред собой дверь. Третий крик был криком ужаса, сорвавшимся с уст Планше»
— Простите, — сказал он, — госпожа одевается.
Рауль, несомненно, имел основания подтвердить, что Планше говорит сущую правду, и доказательством этого было то, что он отступил на один шаг вниз по лестнице.
— Госпожа… — повторил Атос. — Ах, простите, мой милый, но я вовсе не знал, что у вас там наверху…
— Это Трюшен, — добавил покрасневший Планше.
— Кто бы там ни был, Планше, простите нам нашу нескромность.
— Нет, нет; входите, господа, теперь можно.
— Мы не войдем, — решительным тоном заявил Атос.
— О, если б она знала о вашем приходе, она бы успела…
— Нет, Планше, прощайте!
— Вы не захотите обидеть меня, господа; нельзя же в самом деле оставаться на лестнице и уходить, даже не присев хотя б на минуточку.
— Если б мы знали, что у вас там наверху дама, — ответил Атос со своим обычным хладнокровием, — мы бы попросили у вас позволения поздороваться с ней.
Планше был до того смущен этой утонченною дерзостью, что быстро распахнул дверь, чтобы впустить графа и его сына.
Трюшен уже закончила свой туалет. У нее был вид богатой и кокетливой купчихи, и ее французские глаза светились немецкою томностью. После двух реверансов она удалилась из комнаты, чтобы спуститься в лавку. Это, впрочем, вовсе не означало, что она не остановилась послушать у двери, что скажут о ней Планше и господа посетители.
Атос в этом нисколько не сомневался и старался избежать этой темы.
Планше, напротив, сгорал от желания выложить свои объяснения по этому поводу, от чего Атос всячески уклонялся.
Но поскольку иные люди обладают способностью преодолевать своим упрямством упрямство своего собеседника, Атос вынужден был выслушать рассказ об идиллическом счастье, которым наслаждался Планше, рассказ, изложенный языком, превосходящим своим целомудрием даже прославленный в этом отношении язык самого Лонга.
Итак, Планше поведал Атосу, что Трюшен — услада его зрелых лет и что она принесла ему удачу в делах, совсем как некогда Руфь Воозу.
— Теперь вам не хватает лишь наследников вашего благоденствия, — заметил Атос.
— Если у меня будет наследник, он получит триста тысяч ливров, — ответил Планше.
— Нужно, чтобы он был, — флегматично сказал Атос, — это нужно для того, чтобы ваше состояньице де пошло прахом.
Слово состояньице, как бы невзначай брошенное Атосом, поставило Планше на его место, подобно тому как это делал голос сержанта в те далекие времена, когда Планше был копейщиком в Пьемонтском полку, куда его устроил Рошфор.
Атос понял, что лавочник женится на Трюшед и волей-неволей будет иметь потомство.
Это показалось ему тем более очевидным, что приказчик, которому Планше продал лавку, приходился, как он узнал, родственником Трюшен. Атос вспомнил, что это был краснощекий, курчавый, широкоплечий малый. Он узнал уже все, что можно и должно было узнать о судьбе бакалейщика. Он понял, что нарядные платья Трюшен не могут возместить полностью скуку, которую нагонит на лее деревенская жизнь и разведение плодовых деревьев в обществе седеющего супруга.
Итак, Атос понял решительно все и без всякого перехода спросил:
— Что поделывает господин д'Артаньян? В Лувре его не нашли.
— Но, господин граф, господин д'Артаньян исчез.
— Исчез? — удивился Атос.
— О, мы знаем, что это значит!
— Но я-то этого не знаю.
— Когда господин д'Артаньян исчезает, это всегда бывает ради какого-нибудь поручения или дела.
— Он говорил вам об этом?
— Никогда.
— Однако вы знали заранее о его поездке в Англию.
— Из-за спекуляций, — неосторожно промолвил Планше.
— Спекуляций?
— Я хочу сказать… — перебил смущенный Планше.
— Хорошо, хорошо, ни ваши дела, ни дела нашего друга нас не касаются; мы расспрашиваем вас лишь из дружбы к нему. Но раз капитана мушкетеров здесь нет и мы не Можем получить от вас никаких указаний, где увидать шевалье д'Артаньяна, мы с вами простимся на этом. До свиданья, Планше, до свиданья. Едем, Рауль!
