Она сообщила Кольберу, который без нее не знал, разумеется, каким великим министром он будет и каким ничтожеством станет Фуке. Она обещала ему, что, когда он сделается суперинтендантом финансов, она сведет его со всем старым французским дворянством, а также осведомилась о его мнении насчет Лавальер и о допустимых границах ее влияния на короля. Она хвалила Кольбер, бранила его, ошеломляла своими словами. Она указала ему ключ к стольким тайнам, что Кольберу на мгновение показалось, будто он имеет дело с самим дьяволом. Она доказала ему, что сегодня она так же хорошо держит в руках Кольбера, как вчера держала Фуке. Когда же он наивно спросил у нее о причине ее лютой ненависти к суперинтенданту, она задала ему встречный вопрос:
— А почему вы сами полны к нему ненависти?
— Сударыня, различные системы в политике могут приводить к разногласиям. Мне кажется, что господин Фуке осуществляет систему, противоречащую интересам короны.
Она перебила его:
— Я больше не говорю о господине Фуке. Поездка короля в Нант докажет правоту моих слов. Для меня господин Фуке — человек конченый. И для вас также.
Кольбер не ответил.
— По возвращении из Нанта, — продолжала г-жа до Шеврез, — король, который только и ищет предлога, заявит, что штаты вели себя по отношению к нему дурно и проявили чрезмерную скупость. Штаты ответят на это, что налоги слишком обременительны и что суперинтендантство довело их до полного разорения. Король во всем обвинит господина Фуке. И тогда…
— Тогда?
— О, его ожидает немилость. Разве вы не согласны со мной?
Кольбер бросил на герцогиню взгляд, означавший:
«Если ограничатся только немилостью, то не вы будете причиной этого».
— Необходимо, — заторопилась г-жа де Шеврез, — необходимо, чтобы ваше назначение было положительно решено, господин Кольбер. Допускаете ли вы после падения господина Фуке какое-нибудь третье лицо между нами и королем?
— Не понимаю, что вы хотите сказать.
— Сейчас поймете. Ваше честолюбие — до каких пределов оно простирается?
— У меня его нет.
— В таком случае незачем было губить господина Фуке! Наконец, свергаете вы господина Фуке или нет? Ответьте же прямо.
— Сударыня, я никого не гублю.
— Тогда я отказываюсь понять, чего ради купили вы у меня за такие большие деньги письма кардинала Мазарини, касающиеся господина Фуке. Я не понимаю также, зачем вы подсунули эти письма королю.
Пораженный Кольбер взглянул на герцогиню недоумевающим взглядом и упрямо ответил:
— А я еще меньше понимаю, сударыня, как вы, получив эти деньги, меня же ими и попрекаете.
— Ах, сударь, желать нужно по-настоящему даже в тех случаях, когда предмет твоих желании недостижим, — ответила старая герцогиня.
— В том-то и дело, — сказал Кольбер, сбитый с толку этой грубою логикой.
— Значит, вы не можете осуществить ваши чаянья, говорите же?
— Признаюсь, я не могу уничтожить некоторые влияния, которые действуют на короля.
— Влияния, защищающие господина Фуке? Какие же? Погодите, я вам помогу.
— Прошу вас, сударыня.
— Лавальер?
— О, это влияние весьма незначительное. У Лавальер полное незнание дел и никакой подлинной силы. К тому же господин Фуке ухаживал когда-то за нею.
— Выходит, что, защищая его, она тем самым обвиняет себя, не так ли?
— Полагаю, что да.
— Есть ли еще какое-нибудь другое влияние? Может быть, королева-мать?
— У ее величества королевы-матери большая слабость к господину Фуке, которая чрезвычайно пагубна для ее сына.
— Не думайте этого, — улыбнулась старая дама.
— О, — недоверчиво воскликнул Кольбер, — я слишком часто испытывал это на деле!
— Прежде?
— Еще недавно, в Во, например. Это она помешала королю арестовать господина Фуке.
— Мнения день ото дня меняются, дорогой господин Кольбер. Того, что еще так недавно было желанием королевы, того, быть может, она теперь не пожелает.
— Почему? — удивился Кольбер.
— Причина для вас не важна.
— Напротив, очень важна. Потому что, если бы я по боялся прогневать ее величество королеву-мать, я бы развязал себе руки.
— Вы, конечно, слышали о некоей тайне?
— Тайне?
— Зовите то, о чем я говорю, как хотите. Короче говоря, королева-мать возненавидела всех тех, кто так или иначе участвовал в раскрытии этой тайны, и господин Фуке, как кажется, принадлежит к их числу.
— В таком случае можно рассчитывать на сочувствие королевы Анны?
— Я только что от ее величества, и она меня уверила в этом.
— Отлично, сударыня.
— Есть еще кое-что, о чем я могла бы вам сообщить; знаете ли вы человека, который был ближайшим другом господина Фуке; я говорю о господине д'Эрбле? Он, если не ошибаюсь, епископ?
— Ваннский епископ.
— Так вот, господина д'Эрбле, который тоже знал эту тайну, королева-мать велит беспощадно преследовать. И так преследовать, чтобы в случае, если он будет мертв, получить его голову, дабы окончательно удостовериться, что никогда уже этому человеку не удастся заговорить.
— Это желание королевы-матери?
— Приказ.
— Будем разыскивать господина д'Эрбле.
— О, мы знаем, где он. Он на Бель-Иле, у господина Фуке.
— Его схватят.
— Не считайте, что это так просто, — сказала герцогиня с усмешкой, и не обещайте этого с такой легкостью.
— Почему же, сударыня?
— Потому что господин д'Эрбле не из тех, кого можно схватить, когда вздумается.
— Значит, это мятежник.
— О господин Кольбер, мы всю жизнь были мятежниками, и, однако, как видите, нас не хватают; больше того, это мы хватаем других.
Кольбер, смерив старую герцогиню одним из тех злобных взглядов, выражение которых передать невозможно, произнес с твердостью, не лишенной величественности:
— Прошли те времена, когда подданные добывала для себя герцогства, воюя с королем Франции. Если господин д'Эрбле заговорщик, он кончит на эшафоте. Понравится это его врагам или нет, — для нас безразлично.
Над словом нас, так странно прозвучавшим в устах Кольбера, герцогиня на минуту задумалась. Она поймала себя на мысли, что ей теперь придется, считаться со словами этого человека.
И на этот раз Кольбер добился превосходства над нею; желая сохранить его за собой, он спросил:
— Вы обращаетесь с просьбой, сударыня, арестовать господина д'Эрбле?
— Я? Я у вас ничего не прошу.
— Я так подумал. Но раз я ошибся, предоставим всему идти своим чередом. Король еще ничего не сказал. Впрочем, не такая уж крупная дичь этот епископ! Что он королю? Нет, нет, я не стану заниматься подобными мелочами.
