Положение дона Торрибио становилось все более и более критическим. Вот уже на уступ к нему прыгнули несколько тигровых кошек. Не успел дон Торрибио их сбросить, как появились новые. Их становилось все больше и больше, и уже не было сил справиться с ними.
Дон Торрибио пребывал словно в кошмаре. Он уже ощущал на себе горячее зловонное дыхание тигровых кошек и волков. Рык ягуаров и насмешливое мяуканье пантер сливались воедино, оглушая его. От мелькания в темноте тысячи глаз хищников кружилась голова, а крылья коршунов и грифов хлопали его по лицу, залитому холодным потом.
Он уже ничего не чувствовал и ни о чем не думал. Только рука с пистолетом машинально поднималась, чтобы выпустить очередную пулю наугад.
Тело ныло от вонзившихся глубоко в него когтей. Волки норовили вцепиться ему в горло. Он был весь в крови И хотя ни одна из многочисленных ран не была смертельной, тем не менее он чувствовал, что и силы его, и воля к жизни иссякают, что рано или поздно он будет разорван в клочки хищниками, разгоряченными запахом крови и азартом борьбы.
В ту роковую минуту, когда силы окончательно оставили его, из груди вырвался громкий вопль, отозвавшийся многократным эхом в скалах. Это был протест сильного человека, вынужденного признать себя побежденным и инстинктивно взывающего о помощи ближнего.
Странное дело, его зов оказался услышанным. Дон Торрибио, убежденный, что в этом далеком краю никто не мог оказаться, решил, что это ему показалось. Однако вдруг возродившаяся надежда побудила его крикнуть еще раз, и более громко.
И он услышал в ответ только одно, принесенное на крыльях ветра слово:
— Надейтесь!
Дон Торрибио воспрянул духом и вдохновленный близким присутствием человека собрался с силами и снова стал разить осаждавших его врагов.
Наконец из леса выскочили несколько всадников, точнее сказать, демонов, на бешеном скаку приблизились они к скале и принялись истреблять хищников.
Дон Торрибио продолжал отбиваться от двух тигровых кошек.
В мгновение ока хищники были убиты или обращены в бегство. После этого всадники быстро развели костер, обезопасив себя от нового нападения на остаток ночи. Двое из них с факелами принялись искать человека, взывавшего о помощи.
И вскоре нашли его лежавшим без чувств на уступе скалы, окруженным двенадцатью трупами тигровых кошек и крепко сжимавшим шею уже мертвого волка.
— Ну, Карлочо, — послышался голос. — Нашли вы его?
— Да, — ответил тот, — но он, кажется, мертв.
— Жаль, — сказал Паблито, — человек был славный. Где же он?
— Там, на скале, напротив вас.
— Можете вы спустить его с помощью Верадо?
— Ничего не может быть проще. Он не шевелится.
— Поторопитесь же, ради Бога, — сказал Паблито. — Каждая минута промедления может обернуться для него целым годом жизни.
Карлочо и Верадо приподняли дона Торрибио за ноги и за плечи и с чрезвычайной осторожностью перенесли его из импровизированной крепости, где он так упорно сражался, к костру, на ложе из листьев, приготовленное Сапатой, .потому что квадрилья вакеро по странной случайности оказалась на этом месте.
— Черт побери! — вскричал Паблито при виде несчастного молодого человека. — Как они его отделали! Надо было раньше прийти ему на помощь.
— Вы думаете, что он оправится? — участливо спросил Карлочо.
— Надежда всегда есть, — назидательно сказал Паблито, — если внутренности не повреждены. Посмотрим.
Он обнажил кинжал, наклонился к дону Торрибио и втиснул лезвие между его зубами.
— Ни малейшего дыхания, — сказал Паблито, покачав головой.
— А раны его опасны? — спросил Верадо.
— Не думаю: он изнемог от усталости и нервного напряжения.
— Стало быть, он придет в себя? — спросил Карлочо.
— Может быть, да, а может быть, и нет. Все зависит от того, насколько сильно пострадала его нервная система.
— Э! — радостно воскликнул Верадо. — Посмотрите, он дышит! Ей-богу! Он даже пытается открыть глаза!
— Если так, он спасен, — продолжал Паблито. — Он скоро придет в себя. У этого человека железный организм. Через четверть часа он будет способен сесть в седло. Надо, однако, перевязать его раны.
Вакеро, так же как и лесные наездники, живя вдали от поселений, привыкли лечить сами себя. Они постигают медицину на практике и используют лечебные травы, употребляемые индейцами.
Паблито с помощью Карлочо и Верадо омыл раны дона Торрибио водою с ромом, положил примочки на виски и пустил в ноздри табачный дым.
Через несколько минут после этого странного лечения дон Торрибио чуть заметно вздохнул, слегка пошевелил губами и наконец раскрыл глаза.
— Он спасен, — сказал Паблито, — предоставим теперь действовать природе, это самый лучший целитель.
Дон Торрибио приподнялся на локте, провел рукою по лбу, как бы стараясь воскресить воспоминания.
— Кто вы? — спросил он слабым голосом.
— Друзья, сеньор, не беспокойтесь.
— Я не в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой.
— Это пройдет, сеньор, вы просто очень устали, но здоровы, как и мы…
Дон Торрибио снова приподнялся и внимательно посмотрел на окружавших его людей.
— Я никак не ожидал встретить вас здесь. Каким чудом вас занесло сюда, чтобы спасти меня от верной смерти? Ведь мы условились о встрече довольно далеко отсюда.
— Благодаря вашей лошади, сеньор, отвечал Паблито.
— Это как? — спросил дон Торрибио, голос которого становился все тверже и который был уже в состоянии сидеть.
— Ничего не может быть проще. Мы ехали по лесу к назначенному вами месту, как вдруг мимо нас проскакала с головокружительной быстротой лошадь, преследуемая стаей волков. Мы избавили ее от погони и, подумав, что оседланная лошадь не может одна очутиться в таком лесу, стали отыскивать вас и тут услышали ваш крик.
— Благодарю, — ответил дон Торрибио. — Я найду способ отплатить вам за доброту.
— Не беспокойтесь об этом. Вот ваша лошадь. Теперь мы можем трогаться в путь, как только вы придете в себя. Дон Торрибио поднял руку:
— Останемся здесь. Вряд ли мы найдем более подходящее место для нашей беседы.
III. Дон Торрибио Квирога
После этих слов дона Торрибио наступило довольно продолжительное молчание.
Вакеро, устремив глаза на молодого человека, старались по выражению лица угадать его тайные мысли. Но холодное и словно каменное лицо дона Торрибио не выражало никаких чувств.
Наконец, бросив вокруг себя настороженный взгляд, скорее по привычке нежели из опасения быть услышанным, дон Торрибио раскурил сигару и заговорил нарочито небрежным тоном:
