— Чудесное превращение, — засмеялся Зимин.
— Да. Откуда что берется. — Нетесов со сдержанной улыбкой покачал головой.
— А вообще объяснимо. — Зимин посерьезнел. — Люди устали от будней, хочется необыкновенного. Сами себе придумывают чудо.
— Возможно, — сказал Нетесов. — Ну а вы? Какой клад на Орефьевой заимке нашли?
— А-а!.. — Зимин махнул рукой. — Никогда бы не поверил, что там бой шел, если б еще Мусатов не рассказал.
— У Мусатова были?
— Были.
— И как тебе старик?
— Нормально. Только он, по-моему, обижен, что внимания к нему теперь меньше стало.
— Да нет, — возразил Нетесов. — Славы и почета ему пока хватает. По нашим временам особенно. Тут другое.
— Что?
— Сам не знаю толком. Кажется, больше всего злится, что выступать, как прежде, не может.
— Не зовут?
— В том и дело, зовут. Отказывается. После одного случая. Неприятные были минуты для Калистратыча. Выступал перед школьниками месяцев семь-восемь назад, рассказывал о гражданской, и тут одна наша старая учительница встала и оборвала его. Сказала, что стыдно ему должно быть в его возрасте лгать, тем более детям.
— Что она имела в виду?
— Не уточняла, сразу ушла. Но что-то она знает про Калистратыча такое… — Нетесов бегло посмотрел на часы. — Анна Леонидовна — дочь священника Соколова. Той церкви, где мы были сегодня.
— Серьезно?
— Вполне.
— Дед Мусатов называет его активнейшим участником банды полковника Зайцева.
— Я бы теперешним мусатовским воспоминаниям не шибко доверял. Но Мусатова хвалят в губернской газете тех лет. А поп Соколов фигурирует в числе убитых вожаков банды.
— А что, церковь старообрядческая была?
— Нет, про старообрядчество — это чушь, для страшноты, так сказать. — Нетесов бегло посмотрел на часы. — А остальное — вроде правда.
— Тем не менее его дочь обвинила Мусатова во лжи?
— Да. И вся штука в том, что я честнее и порядочнее Анны Леонидовны человека не знаю. Вот так.
— Спросил бы у нее.
— Хм! — Нетесов усмехнулся. — Мне как раз сложнее, чем другим, заниматься этим. Думаешь, поймут меня? Начальник уголовного розыска выясняет, не искажает ли чего в рассказах детям о старине почетный гражданин города, герой гражданской войны Мусатов и в чем его обвиняет учительница-пенсионерка Непенина? Но главное, будет ли ей приятно? Я ведь у нее еще и учился…
— Она в Пихтовом живет?
— Жила. Сейчас снова уехала. К внуку.
— Это где?
— Недалеко. Шахтерский городок. Два часа езды электричкой. — Нетесов обернулся, заслышав шаги жены.
Полина подошла с термосом и свертком в руках. Тут же как раз «уазик» с брезентовым верхом остановился на дороге перед домом.
— Все, мне пора, извини.
Нетесов живо поднялся, взял из рук жены сверток и термос.
— Секунду, адрес учительницы? — торопливо спросил Зимин.
— Полина знает, они вместе работали. — Нетесов быстро зашагал к машине. Хлопнула дверца, и «уазик» помчался по асфальту в темень августовского позднего вечера.
Первая электричка в шахтерский городок отправлялась в шесть, а в девять Зимин уже видел перед собой Анну Леонидовну Непенину. Старческое ее морщинистое лицо, обрамленное седыми, гладко зачесанными волосами, светлело в полумраке просторного коридора квартиры.
Зимин назвался, сказал, что из Пихтового, друг Сергея и Полины Нетесовых, прилетел из Москвы навестить их и что они с Анной Леонидовной коллеги: он тоже преподает — историю в институте будущим авиаторам. Старая учительница провела его в гостиную с высоким лепным потолком и круглым столом посередине, пригласила садиться.
— Анна Леонидовна, вчера я услышал одну историю или легенду, — начал Зимин, — про клад в районе станции Пихтовой.
Он сделал паузу, ожидая подтверждения или отрицания. Женщина, севшая по другую сторону стола, промолчала.
Поневоле пришлось продолжить:
— После гражданской чоновцы разбили отряд белых у Орефьева озера, взяли несколько десятков килограммов серебра и золота. Я встречался с участником того боя Егором Калистратовичем Мусатовым, пытался выяснить, не является ли захваченное частью клада.
Зимин не мог не заметить, как от одного упоминания фамилии пихтовского ветерана Непенина поморщилась.
— А потом я услышал, что не так давно вы обвинили его публично во лжи на выступлении его в школе. Причем это так на него подействовало, что он с тех пор избегает встреч…
— Он не выступает больше? — спросила хозяйка квартиры. В голосе ее проступило волнение, и выражение торжества возникло на лице.
— Отказывается. Говорит: иные времена, никому не нужно.
— Да, времена иные, — задумчиво сказала Непенина. — Жалко, я не договорила тогда. Казалось, выскажу все — и упаду, не встану. И жалко, никто после не приехал, не спросил…
— Но вот я…
— Это замечательно, молодой человек, — ваш визит.
— Так в чем ложь, Анна Леонидовна?
— Ой, ее так много, так много. — Непенина сокрушенно, даже горестно, будто речь шла не о чужой, а о ее собственной лжи, покачала головой. — Вот он показывает часы. Столько обмана с одними этими часами связано. Я вам сейчас покажу.
Анна Леонидовна встала, сняла со стены большой фотоснимок, наклеенный на очень плотный картон.
— Градо-Пихтовский храм во имя святого Андрея Первозванного, — сказала она, протягивая гостю снимок.
Зимин взглянул. На фотографии была изображена изумительной красоты каменная церковь со светлыми маковками, увенчанными восьмиконечными крестами, с двухстворчатыми рифлеными дверьми под полуаркой, с невысокой папертью. Светлые купола на тонких кирпичных шейках взымали ввысь, плыли в небе, и тени их величественно осеняли узорную ограду, широкие ровные дорожки, обсаженные молодыми тополями. Во вчерашнее утро Зимин провел изрядно времени возле церкви-склада, но, сказать по правде, у него недостало бы воображения уловить, признать даже отдаленное родство между тем пихтовским обезглавленным зданием и существовавшим на старинной фотографии храмом.
— Эта церковь за железнодорожными путями? — уточнил на всякий случай.
Наклоном головы хозяйка квартиры подтвердила.
— Воинствующие безбожники разрушили. Мы с мамой к тому времени уже уехали из Пихтового… Да, но мы говорили о часах. — Непенина встала сбоку от гостя, так, чтобы тоже видеть снимок. Тонкий сухой ее палец приблизился к снимку. — Замечаете, правее придела между мраморными надгробьями белеет крестик. Это могила поручика Зайцева. Часы принадлежали поручику, и он просил перед смертью переправить их родным в Тверь.
