А затем он вспомнил о свертке и упал на колени, украдкой бросив взгляд через плечо. У него было ощущение, что содержимое свертка лучше никому не показывать.
Он опустил щит и взял сверток в руки, заметил желтый металл, ярко блеснувший даже в приглушенном грозовом свете. Торгрим развернул слои ткани.
Это была корона. Торгрим видел короны и раньше — в Норвегии хватало королей, но таких — никогда. Ленту чистого золота в четверть дюйма толщиной и два высотой венчали филигранные зубцы. На каждом из зубцов и вдоль всей ленты сияли драгоценные камни и куски полированного янтаря, изящные и неброские — насколько это возможно для короны. Вся поверхность была покрыта узорами, похожими на переплетающихся чудовищ и весьма популярными среди северных мастеров.
Торгрим смотрел на корону, поворачивая ее в руках. Красота этой вещи заворожила его, словно магия, околдовала. Он не осознавал, сколько времени просидел так, разглядывая ее.
И лишь заслышав крик Коткеля, он сумел отвести от нее глаза, после чего ощутил укол вины. Он снова сунул корону в тряпки, подхватил щит и прикрыл им добытый сверток. И только затем поднялся и повернулся лицом к друзьям-северянам.
Харальд был невредим, если не считать царапины на щеке, кровь из которой раскрасила его бледную кожу. Он смеялся громче обычного. Торгрим узнал тот энтузиазм, который следует за битвой по пятам. Сам он был слишком стар и закален боями, чтобы вновь испытать то же чувство, но в юные годы переживал его много раз. В дни юности все ощущалось острее — и схватки, и пиры, и игры с женщинами на ложе. С возрастом все тускнело.
Харальд помогал Сигурду Свинье стягивать кольчуги с убитых ирландцев.
— Торгрим! — Орнольф скатился с палубы курраха. — Столько усилий, и все впустую!
— Да? — Торгрим поудобнее перехватил корону, ощутив кислый привкус стыда.
— Эти ублюдки… — Орнольф пнул одно из безжизненных тел, наказывая мертвеца за свое разочарование. — У них было при себе немного серебра, и кольчуги довольно неплохие. Мечи тоже годные. Даже странно для кучки рыбаков. Но кроме этого — ничего!
— Не думаю, что это рыбаки.
— Не рыбаки? А кто тогда, береговые торговцы?
— Я не знаю.
Корона, как оказалось, была единственным сокровищем двадцати хорошо вооруженных воинов. За всем этим явно скрывалась какая-то история, но не осталось никого, кто мог бы ее рассказать.
Глупый надеется
смерти не встретить,
коль битв избегает…
Старшая Эдда. Речи Высокого
Крепость Дуб-Линн, приземистая и уродливая, сколоченная на скорую руку, стояла на болотистых берегах реки Лиффи. Смотреть здесь было особо не на что. Небольшой деревянный форт со стенами в сотню футов длиной располагался на расстоянии в четверть мили от реки. Обращенная к суше бревенчатая стена форта протянулась с запада на восток, изгибаясь к Лиффи и образуя огромный полумесяц, словно деревянный щит, который прикрывал город от нападений со стороны всей Ирландии.
Дорога с дощатым настилом, утопавшим в вездесущей грязи, спускалась от крепости к докам, которые тянулись от мелей до глубокой воды.
По обе стороны дороги теснились дома — небольшие, одноэтажные, построенные из смешанного с глиной лозняка и крытые соломой. В них жили и держали свои лавки столяры, кузнецы, ювелиры и купцы. Только два деревянных здания казались большими и основательными: храм Тора на юге и медовый зал[8] возле доков.
Дуб-Линн и в лучшие дни не пленял взоры, но сегодня, под низкими тучами, отбрасывавшими серые, коричневые и болотно-зеленые тени, под холодным дождем, которым ветер хлестал со всех сторон, город казался особенно отвратительным.
Орму сыну Ульфа до этого не было никакого дела.
Он стоял в воротах форта и смотрел вниз, на склон, выходящий к реке, совершенно уверенный в том, что именно невзрачный вид города и приносит ему все растущую прибыль.
Дуб-Линн, несомненно, не мог соперничать с крупными торговыми центрами вроде Копенга[9] в вестфольдском округе Норвегии или датского Хедебю[10]. Пока не мог. Но Дуб- Линн однажды займет свое место среди величайших портов мира. Орм был уверен в этом. Именно поэтому после кровавой бойни он выгнал отсюда норвежцев, основавших город, и объявил это место своим.
Процветанию Дуб-Линна уже было положено начало. Толпы людей месили грязь на дороге, пряча головы от ветра, сутулясь в меховых плащах, и они, как и Орм, понимали, какое будущее ждет Дуб-Линн. Это были ремесленники, купцы и воины, которые прибыли в Дуб-Линн, чтобы поселиться здесь. Они привезли с собой своих женщин, ирландок и северянок, сопровождавших их в качестве жен или рабынь.
И теперь, глядя на заполненную людьми дорогу и переулки, где гудела деловая суета, несмотря на грозу, глядя мимо доков на покачивающиеся на волнах драккары, куррахи, кнорры и торговые корабли из северных земель и теплых стран, Орм вполне мог бы радоваться. Но не радовался.
Он не сводил глаз с изувеченного штормом драккара, который боролся с течением. Рей сломанным крылом свисал с гарделя[11], покосившись в сторону моря. Высокий ахтерштевень[12] тоже был сломан, на бортах не хватало изрядного количества щитов. В одном месте, справа по носу, планширь[13]провалился внутрь.
Асбьерн сын Гудрода, хорошо известный как Асбьерн Толстый, стоял за спиной Орма. При виде драккара он тихо присвистнул.
— Магнуса, как я вижу, здорово потрепал шторм, — сказал он.
Орм хмыкнул. Его совсем не трогали заботы Магнуса, его волновал лишь возможный успех. Потому что, если Магнус вернулся с пустыми руками, он пожалеет, что не утонул во время шторма. Уж Орм позаботится об этом.
Драккар еле полз по волнам к доку, так что больно было смотреть. Орм резко развернулся на каблуках.
— Если он когда-нибудь причалит, отправь Магнуса ко мне, сразу же, — сказал он Асбьерну.
Орм натянул свой меховой плащ повыше на плечи и провел рукой по густой бороде, отжимая воду. А затем двинулся сквозь ветер и дождь обратно в свои покои.
Прошел час, прежде чем Орм дождался стука в дверь. К тому времени он сидел в роскошном деревянном кресле, закинув ногу на подлокотник и сжимая в руке чашу теплого сидра. Низкий квадратный очаг, больше похожий на костровище, располагался, по обычаю северян, в центре комнаты. Огонь ревел, заливая желтым светом земляной пол и мрачное убранство домика, построенного возле северного угла внутреннего забора форта. Тот дым, который не мог выбраться через окна, скапливался под камышовой крышей.
