никоим образом не связанная с поисками золота) затягивает, как болото, и люди не то что годами, десятилетиями жили в этом нехитром механизме, не испытывая ни малейшего желания его покинуть, благо у большинства работяг не было ни семьи, ни дома. Механизм нехитрый: полевой сезон с весны до поздней осени, зима проводится либо в общежитии, либо под боком у симпатии, к весне заработанное за сезон благополучно пропивается-прогуливается, а там – весна, контора, знакомые физиономии, знакомая процедура получения спальных мешков и рабочей одежды (как правило, по причине добротности высоко ценившейся в маленьких деревнях и потому быстро пропивавшейся по прибытии туда отряда или бригады) – поехали… Действовало прямо-таки железное правило: персонаж, отработавший в поле два сезона, уже никогда не вырвется из этого беличьего колеса. Автор этих строк, видя вокруг множество живых примеров, сумел вовремя «соскочить с иглы», уволиться, не доработав второго сезона – иначе непременно затянуло бы к чертовой матери…
Именно по этой системе и жило-было большинство «фартовых». Едва они получали деньги за золото, начиналась гульба. В отличие от миллионщиков, у «фартовых» было гораздо меньше вариантов крутого загула, поскольку дело происходило в не таких уж больших деревнях. Ну водка. Ну третьесортные доступные девки. И все, в общем. Полета для фантазии мало.
Можно было разве что прикупить себе портянки из лучшего бархата длиной аршин так в десять, чтобы волочились следом (аршин = 71 см). Можно было закапризничать и отказаться входить в снятую для жилья избу через уже имевшуюся дверь – хочу новую, и точка! Никаких проблем! Кроме трактирщиков, урвать свою долю с «фартовых» тем или иным способом стремились многие обитатели «ключевых точек», куда обычно выходили из тайги удачливые старатели. Хозяин с чадами и домочадцами быстренько тащили пилы и в два счета ладили из окна новую дверь, куда дорогого гостя торжественно и вносили – получив столько, что хватило бы на постройку трех новых изб. Ну можно еще поить в кабаке всех, кто там был, горстями швырять конфеты детишкам. Или нанять две-три ямщицкие тройки, местных «лихачей», и раскатывать с форсом. Причем частенько каждая из сопровождающих троек что-то да везла: заплечный мешок «фартового», его шапку, еще какую-нибудь ерунду.
Самое занятное, что последняя забава дожила до относительно близких к нам времен. В конце 70-х годов прошлого столетия автор этих строк так однажды и ехал в контору за расчетом: в первом такси сам, во втором – рюкзак, в третьем – сапоги-«болотники» (таксисты, как ямщики прежних времен, соглашались с визгом). В чем был нисколько не оригинален – всего-навсего подражал старшим товарищам, не раз именно так и развлекавшимся. Конторские настолько к этому привыкли, что и внимания не обращали – так, глянут мельком в окно и сообщат соседям по комнате, кто именно на сей раз прибыл.
А что? Зарплата советского инженера-геолога тогда была фиксированной и составляла рублей сто тридцать максимум (ну плюс с полсотни полезных надбавок). Работяги, трудившиеся сдельно, выколачивали до тридцати рублей в день. Ну и куда их деть? Если у тебя ни семьи, ни хозяйства? То-то…
Правда, и рабочий день был – от рассвета до заката с выходными далеко не в каждое воскресенье (какие, к лешему, выходные, если идут особенно денежные работы и погода стоит отличная?). И крайне редкими пьянками – тем более что часто отряд и стоял не в деревне, а в тайге. Правда, расстояния мерили сибирскими щедрыми мерками – помню, однажды мы втроем ходили за водкой в ближайшую деревню: 18 километров туда, 18 назад – ну это ж семечки, благо на обратном пути часть купленного потреблялась на марше, и дорога становилась как-то короче.
В точности так жили и «фартовые»: в два счета промотав нешуточные денежки (главное было ухитриться остаться при этом в живых), они вновь и вновь уходили в тайгу. Иные возвращались, иные нет…
Ну а напоследок, чтобы дать представление о сибирских нравах и сибирском золоте, расскажу совершенно реальную историю, широкой огласки так и не получившую, в общем. Разве что один небездарный писатель вставил ее в приключенческий роман, но это было давно.
Дело было во время Великой Отечественной войны в местах довольно глухих. Тамошний золотой прииск был еще не полностью выработан, и от него направился в райцентр очередной «золотой обоз». Прямо-таки классическая схема старинных времен: трое саней, пустых, если не считать лежавшей в каждом опечатанной сумки с золотом: килограммов около восьмидесяти. Трое кучеров, гражданских, но с винтовками – несомненно, кадры проверенные, охваченные серьезными подписками. На санях – семеро из войск НКВД (волкодавы, ничего общего не имевшие с лагерной охраной – для этого были конвойные войска). Автоматы, пистолеты, гранаты. Почему-то именно семь: была тогда инструкция, что подобные конвои при особо важных грузах должны непременно состоять из нечетного числа человек (вместе с кучерами – десять, но приказ касался только состоящих на службе сотрудников). Почему именно из нечетного – бог весть, некоторые служебные инструкции имеют какую-то свою загадочную логику, так и оставшуюся непонятной. По этому маршруту туда и обратно все ехали не в первый раз…
Они пропали бесследно – люди, лошади, сани, золото, оружие. Когда вышли все контрольные сроки и радист из райцентра не подтвердил прииску прибытие обоза, начались поиски, очень быстро принявшие широкий размах: все-таки 80 килограммов золота, которого требовала война…
Безрезультатно. Прошел снежок, засыпавший следы саней, так что не удалось установить точно, где именно что-то произошло. Но не было метели или бурана, способных бы сбить с пути, заставить заплутать даже опытных таежников. Да и мест не было, где можно заплутать, – пустая тайга, сопки, опять-таки поросшие тайгой. Вариант с «разбушевавшейся стихией» был отброшен быстро.
А вот других попросту не было. То есть не было ни следов, ни улик. Немногочисленные деревни в окрестностях прошерстили со всем возможным в такой ситуации рвением – но ничего не нашли, а деревенские знать ничего не знали, видеть ничего не видели.
Искали с размахом. В те времена, когда речь шла о чем-то серьезном и важном, не мелочились, наоборот. Лыжные группы и парочка аэросаней в тайге. Небо утюжили практически все имевшиеся в регионе самолеты. Спецгруппы оперативников НКВД. Достаточно крупные воинские подразделения, брошенные прочесывать окрестности, – то ли из местного гарнизона, то ли, считают некоторые, с санкции Москвы останавливали один из проходивших воинских эшелонов.
Все было бесполезно. Ни малейшей зацепки. Зная суровые нравы того времени, нет сомнений: полетели звезды с погон, а то и погоны, а то и головы. Весной, когда сошел
