– Эй! – раздраженно позвал князь.
Дверь быстро отворилась, и в дверном проеме показалось встревоженное лицо служки.
– Живо кликни ближних!
Лицо стремительно дернулось, и парнишка убег исполнять приказ.
Насчет Умилы князь больше не сомневался. Когда ему доложили, что ближние люди собрались и ждут, Гостомысл распорядился срочно снаряжать гонца. Пока слуги суетились, князь взял тонкую дощечку и вырезал на ней несколько черт и рез[56]. Затем князь вышел во двор и, завернув дощечку с письменами в кожаный мешочек, подал гонцу.
– Ты должен успеть нагнать князя руссов. Запомни, его зовут Вадим. Стяг у него с трезубцем. Его дружина сейчас должна быть на землях боярина Жирослава. Запомнил?
Гонец кивнул.
– Передашь это только ему лично в руки и скажешь: дескать, князь Гостомысл ждет ответа. Останешься при руссах, пока князь Вадим не даст ответа. Запомнил?
Гонец понимающе качнул головой.
– Все. Скачи.
Гостомысл поворотился, дабы войти в терем, и тут сердце сжалось до боли – Вторуша! Его средняя дочь – как она там? Убережет ли Нимоякке жену?
Кто тебя осудит?
Коли ты ее не взял.
Кто тебя проводит?
На другую ты гадал…
По сию пору боярин Жирослав гостей не ждал, не чаял. Боярин безвылазно просиживал штаны в своей усадьбе, занятый ратными приготовлениями. Князь Гостомысл наказал ему готовить к весне ратников, и Жирослав, потужив о своей мошне, перечить князю не стал. В Раховке собралось до четырех десятков молодцов, коих боярин бесхитростно упражнял и готовил им снаряжение. К слову, тоже весьма скромное, ибо все хлопоты по сбору дружины легли на его карман, а мошну боярин привык беречь да приумножать.
Земли боярина вплотную примыкали к варяжским, с крепким боргом. Благо еще, что река разделяла порубежье. Но что та река для варягов? Оттого Жирослав был угрюм и невесел, что соберись северяне пришлые вдарить по новгородцам, то его селения первыми примут удар. А это разорение вчистую. И прежнему князю Боривою сказывал боярин, что, дескать, а не лучше ли с градом ихним торговать, а не ратиться. Но Боривой и слышать не желал. А ведь дело предлагал Жирослав, да и купцы новгородские от затяжной войны убытки терпели немалые. А варяги, что те, гутрумовские, что эти, плотно запечатали выход в озеро для новгородцев. Боярин, скрепя сердце, готовился к весне, к новому походу, а червь сомнения точил душу все больше. Трудно, ох, трудно сковырнуть северян из града…
Небесное колесо уже закатилось и сгинуло, когда боярина встревожили крики во дворе. Жирослав подхватил пояс с мечом, накинул шубу и на пороге столкнулся с главным своим тиуном[57].
– Ну?
– Идут… с факелами! – ответил тиун, утирая влажную бороду и тыча рукой в сторону ворот.
– Да кто?
– Неведомо, господине! Идут не таясь. Прямо к нам.
– А ну пошли.
Жирослав взошел по лестнице на стену. По открытому полю перед Раховкой вереницей двигались факелы, десятка два. Боярин слышал фырканье лошадей и легкий скрип снега.
– Ты чего, скотина, вылупился?! – рявкнул боярин на тиуна. – Живо всех на стену! Изготовиться!
Пока ратники, топоча, как кабаны, занимали оборону, незнакомцы остановились на расстоянии полета стрелы.
– О, гляди… – раздался голос на стене.
Но боярин уже и сам видел, как от вереницы отделились три факела, которые стали стремительно приближаться к воротам.
– Кто такие? – прокричал Жирослав, когда всадники осадили коней подле стены.
– Князь руссов Вадим, из гостей, от князя Новгородского Гостомысла. Просит у боярина Жирослава стол и кров!
Боярин нервно сглотнул. Вот уж действительно кого он никак не ожидал.
– Князь руссов? – громко переспросил Жирослав.
– Он самый! – ответил Вадим. – Или ты меня, боярин, не признал? – Три факела сдвинулись, ярче освещая фигуру князя. – В прошлый раз ты шибче думал! Так пустишь или как?
Несколько секунд боярин стоял, не шелохнувшись. Из гостей, от Гостомысла? Врет, или, может, вправду помирились они?
– От князя Гостомысла, стало быть? – все же решился спросить боярин.
– От него! Мир теперь промеж нас. Не сомневайся, боярин!
– Ну, коли так… – Жирослав кивнул воинам у ворот. – Открывайте!
Ворота нехотя отворились. Первым въехал Вадим, за ним Павел и Юски. Следом во внутренний двор въехало два десятка вершников во главе с воеводой Брягом, далее сани и пешие дружинники. Во дворе сразу стало ярко от факелов и тесно от гостей.
– О, я погляжу, вас много… – озадаченно произнес Жирослав.
– Не переживай, боярин, – Вадим спрыгнул с седла. – Стеснить – стесним, но объедать тебя не станем. Своих запасов вдоволь.
– Милости прошу, гости… – хозяин усадьбы на секунду замялся, но затем добавил: – дорогие. Чупай! – окликнул боярин кого-то из слуг. – Проследи за гостями, чтоб всего было в достатке!
– Сделаем, – Чупай с поклоном удалился, на ходу раздавая приказания, кому куда становиться, куда заводить лошадей, где распрягать сани.
– Прошу в дом, – ласково улыбнулся Жирослав.
Вадим чуть подотстал. Воевода, заметив взгляд князя, спешно подошел.
– Устроишь людей – подымись в терем и держи ухо востро, – шепнул Вадим воеводе.
Бряг хитро прищурил глаза и едва заметно кивнул головой, мол, обижаешь, княже…
Боярин, сопровождая гостей, первым поднялся на крыльцо. Почти перед самым его носом дверь распахнулась, едва не сбив боярина.
– Вадим! – радостный девичий голос пропел, словно соловей.
– Квета, – князь руссов оттеснил Жирослава в сторону, широко распахивая объятия. – Квета, да тебя не узнать!
Девушка кинулась вперед… Она хотела с разбегу очутиться в этих объятиях, но сбоку раздалось нервное сопение отца. Соблюдая приличия, она позволила только взять себя за руки. Объятий не получилось…
– Вадим, я так рада, так рада…
– Квета…
– А где же Валуй? – девушка выглянула из-за плеча князя и окинула взором его спутников.
– Нет Валуя, – продолжая улыбаться, ответил Вадим, – в Новгороде он остался… дочь у него там…
– М-м…
– Пойдемте в дом, – подал голос боярин, зажатый у стены дверью. – Чего напрасно…
– Пойдем, Вадим, – Квета поманила князя за собой. – Я батюшке все-все рассказала…
И отчего Вадиму почудилось, что это ее все-все значило нечто большее…
– Как вы меня спасли от татей… от Бокула Шибайло, помнишь?
– Как не помнить – помню!
Гости проследовали в большой зал, где уже горели глиняные светильники и несколько толстых сальных свечей. Тут же, важная как пава, в зал вошла хозяйка. Высокая и статная, в синем платье, с аккуратно забранными волосами.
