Монахи учреждали миссии, колонисты возводили пресидии и укрепляли форты. Испанские мореходы Артела, Хуан Франсиско де ла Бодега-и-Куадра и другие устремились на север. Первое плавание из Сан-Бласа совершили в 1774 году Хуан Хосе Перес Эрнандес и Эстеван Хосе Мартинес. На фрегате «Сантьяго» они поднялись до широт островов Королевы Шарлотты. Лишь в 1775 году Куадра смог бросить якорь в Ситхинском заливе. Через три года испанцы снарядили очередную экспедицию из Сан-Бласа, дабы «проведать все, что можно, о русских поселениях». Тот же Мартинес на фрегате «Принцесса» и Гонсало Лопес де Аро на пакетботе «Сан-Карлос» наведались в 1788 году на Кадьяк, в залив Святой Троицы и на Уналашку. Испанцы до смерти боялись, что Григорий Шелихов в конце концов «придет на своих кораблях под 38° северной широты и поднимет российский флаг у самых ворот Калифорнии».
VIII
Деяния апостолов Франциска из Ассизи. В миссии Сан-Игнасио. Помпонио. Застенок святой инквизиции. Побег.
Католические источники свидетельствуют, что ко времени, нами описываемому, на территории Нового Альбиона имелось более двух десятков различных францисканских миссий: Сан-Рафаэль, Санта-Роса, Сан-Пабло, Сан-Антонио, Сан-Лоренцо, Сан-Хосе, Санта-Клара, Сан-Матео... а также целый ряд других, названных преимущественно во имя прочих католических святых — Гавриила, Фердинанда, Бонавентуры, Инессы... Именно монахи-францисканцы, не в пример светским властям, являлись тогда истинными владетельными правителями Калифорнии. И дело здесь заключалось не только, да и не столько в том, что количество миссий во много раз превосходило число пресидий. Значительно важнее было другое: по уму, деятельности и практической сметке малоообразованные и пассивные идальго не шли ни в какое сравнение с монахами. Последние не только занимались земледелием, скотоводством и различными кустарными промыслами, но изучали местные языки, составляли словари индейских наречий, совершали географические и геологические изыскания.
Каждая миссия управлялась обычно двумя монахами: старший из них являлся настоятелем и осуществлял, если можно так выразиться, общее руководство; в обязанности же его викарного помощника вменялось практическое заведование хозяйством. Как католические священники, все здешние миссионеры состояли в подчинении апостолического префекта или епископа Соноры, однако, как монахи-францисканцы, они были непосредственно подвластны лишь президенту своего ордена в Испанской Калифорнии. Для поддержания порядка и охраны от «диких» при каждой миссии состояло непременное воинство в образе одного унтер-офицера и четырех рядовых. Помимо этого, существовали еще и небольшие отряды так называемых вакеров. Название сие происходит от испанского слова «вака», то есть корова. Дело в том, что поначалу за вакерами закреплена была охрана пасущихся стад. Однако со временем из их среды выделились особо доверенные испанцам лица. Таковыми становились преимущественно те, кто был рожден в неволе и хорошо знал язык своих хозяев. Они занимались уже не столько пастушеством, сколько исполняли роль надсмотрщиков и соглядатаев, превратившись, собственно говоря, в полицию миссий и пресидий. Вакеры же являлись и исполнителями приговоров властей, за что были отчаянно ненавидимы своими соплеменниками. Впрочем, преданность их испанцам заключала в себе подчас лишь искусный расчет. Так, при восстании в миссии Санта-Крус миссионеры были выданы вакерами и преданы мучительной смерти.
Следует отметить, что подобная измена вряд ли заслуживает удивления, ибо суровый произвол монахов подавал, прямо скажем, немало поводов к восстанию. Практически все калифорнийские племена, известные европейцам со времени конкисты, отличались миролюбивым и кротким характером. Они были мало похожи на тех охотников за скальпами, описанием которых пестрят знаменитые романы Джемса Фенимора Купера и Томаса Майн Рида. Однако же и их удалось миссионерам озлобить, доведя до ожесточения зверским своим обращением. Следом за Санта-Крус священный огонь уничтожил миссию Сан-Рафаэль, дважды горела пресидия Сан-Франциско...
Непритязательно убранный костел до половины был заполнен сидевшими на длинных строганых скамьях краснокожими обитателями миссии Сан-Игнасио. Звучание старых, дребезжащих клавикордов, подаренных монахам-францисканцам еще камергером Резановым, неприятно резало слух. На приделе — невысокой продолговатой надставке алтарного престола — обращали на себя внимание золотые священные предметы римско-католического культа. Еще большее их количество было сокрыто от глаза стороннего наблюдателя в ризни-це-закристии. Такому обилию драгоценных сакральных сосудов, дароносиц, ковчежцев, крестов и прочей церковной утвари, сотворенной из благородного металла, позавидовал бы, пожалуй, не один фарный костел Старого Света. Что там ни говори, а слухи об иезуитских золотых копях принимали здесь довольно осязаемые очертания. И в самом деле, не вывозили же святые отцы золото обратно из старой, надежной Европы в сомнительную, неспокойную Америку!
Стоявший в глубине костела Римма, прислонясь к деревянной колонне, слушал нестройное пение смешанного хора. Грузный, одутловатый монах читал макаризмы, подпеваемые коленопреклоненными молящимися. Падре Мариано де Эррера опустился перед престолом на одно колено, затем легко поднялся и прошел дальше, продолжая священнодействие. Совершив по ходу службы подобную операцию несколько раз, он взял украшенную драгоценными каменьями книгу святого Евангелия и, поцеловав ее, произнес: «Евангельскими изречениями да изгладятся наши согрешения...» Пропев Символ Веры и сняв покров с чаши, патер вознес хлеб на дискосе, молвя: «Прими, Святый Отче, Всемогущий Вечный Боже, сию непорочную жертву, которую я, недостойный раб Твой, при-ношу Тебе... за бесчисленные грехи, оскорбления и нерадения мои, и за всех здесь присутствующих...» Не дожидаясь завершающего службу «Итэ, мисса эст...» («Идите, месса окончена...» — слова, которыми обычно заканчивается служба в костеле), Римма выскользнул из храма божия.
Подле караульной несколько индейцев играли в палочки «на корысть». Игра эта была широко распространена среди всех почти калифорнийских племен, обитавших к северу от залива Святого Франциска и населявших долину реки Сакраменто с ее многочисленными притоками, а также окрестные леса и горы. Послушник остановился посмотреть на немудреную забаву, которая заключалась в том, что один из игроков, стоя на коленях, беспрестанно, с кривляниями и прибаутками, дабы отвлечь внимание соперника, вертел в руках пучок небольших палочек. Когда же, по его расчету, другой игрок притуплял бдительность, он мгновенно прятал несколько палочек в траву, а руки с остальными закидывал за спину. Весь фокус заключался в том, что соперник должен был отгадать, где и сколько палочек находится. Игру прервали громогласные возгласы и нетерпеливый стук в крепостные ворота. Краснокожие стражи побросали палочки и схватились за оружие. Из караульной, позевывая, вышел высокорослый офицер-испанец с перешибленным носом. Несмотря на зной, на нем был мягкий белый плащ из шкуры калифорнийского благородного оленя.
