Бросив каток, который он собирался подложить под баркас, когда крик епископа оторвал его от этого дела, Ив явился на зов Арамиса.
— Чья это охота, хозяин? — спросил Портос.
— Никак не возьму в толк, монсеньер. В такой момент сеньор Локмарии не стал бы охотиться. Нет, не стал бы, и, однако, собаки…
— Быть может, они вырвались из его псарни?
— Нет, — сказал подошедший Генск, — это не собаки сеньора Локмарии.
— Предосторожности ради вернемся в пещеру, — предложил Арамис, — лай приближается, и скоро мы узнаем в чем дело.
Они вернулись, но не прошли в темноте и каких-нибудь ста шагов, как до их слуха, донесся, звук, напоминающий глухой вздох человека: стремительная, задыхающаяся, перепуганная лисица мелькнула перед беглецами, как молния, и, перескочив через лодку, скрылась, оставив за собой резкий запах, в течение нескольких секунд сохранявшийся под низкими сводами подземного хода.
— Лисица! — крикнули бретонцы с радостным изумлением, свойственным всем охотникам.
— Проклятие! — воскликнул епископ. — Наше убежище обнаружено.
— Как? — спросил Портос. — Нам надо бояться лисицы?
— Ах, друг мой, о чем вы толкуете! Разве меня тревожит лисица? Дело не в ней, черт возьми. Неужели вам не известно, что за лисицей — собаки, а за собаками — люди?
Как бы в подтверждение слов Арамиса лай разъяренной своры, с невероятною быстротой преследовавшей зверя, стремительно приблизился. В то же мгновение на маленькой полянке перед входом в пещеру появилось свора разгоряченных собак; они наполнили ее неистовым лаем, напоминавшим победные звуки фанфар.
— Вот и собаки, — сказал Арамис, смотревший сквозь небольшое отверстие, пробитое между двумя смыкавшимися вплотную скалами. — Сейчас мы узнаем, кто же охотники.
— Если это сеньор Локмарии, — заметил хозяин баркаса, — то он пустит своих собак внутрь пещеры, но сам сюда не войдет, так как знает по опыту, что лисица выйдет с другой стороны. Туда-то он и отправился, чтобы подстеречь ее появление.
— Это сеньор Локмарии, — ответил, невольно бледнея, епископ.
— Кто же?
— Смотрите!
Портос прильнул глазом к отверстию и увидел на холме дюжину всадников, гнавших лошадей по следу собак и кричавших: «Ату, ату!»
— Гвардейцы! — воскликнул Портос.
— Да, друг мой, гвардейцы.
— Гвардейцы, вы говорите — гвардейцы! — всполошились, в свою очередь, побледнев, бретонцы.
— И во главе их Бикара на моем сером коне, — продолжал Арамис.
В этот момент собаки, точно лавина стремились в пещеру и огласили ее оглушительным лаем.
— Ах, черт! — вскричал Арамис, овладевший собою и возвративший себе при виде этой несомненной и неизбежной опасности все свое хладнокровие.
— Я знаю, что мы погибли, но у нас остаются все же кое-какие возможности. Если гвардейцы, последовав за собаками, увидят, что у пещеры есть выход, рассчитывать больше не на что, так как, ворвавшись сюда, они обнаружат и лодку, и нас самих. Нельзя, следовательно, допустить, чтобы собаки вышли отсюда, и нужно, чтобы их хозяева сюда но вошли.
— Это верно, — согласился Портос.
— Вы понимаете, — отвечал епископ резко и точно, будто отдавал приказ на поле боя, — здесь шесть собак, они задержатся возле большого камня, под которым проскользнула лисица; и там, в слишком узком для них проходе, они будут остановлены и убиты.
Бретонцы с ножами в руках устремились вперед. Через несколько минут послышались визг и предсмертные хрипы; потом все смолкло.
— Хорошо, — холодно заметил Арамис. — Теперь очередь за хозяевами.
— Что делать? — спросил Портос.
— Подождать их появления, спрятаться и убить.
— Убить? — повторил Портос.
— Их шестнадцать… пока их только шестнадцать.
— И хорошо вооруженных, — добавил Портос с улыбкой, свидетельствовавшей о том, что хоть в этом он находит для себя известное утешение.
— Это займет десять минут, — сказал Арамис.
И он с решительным видом взялся за мушкет, зажав зубами охотничий нож.
— Ив, Генек и его сын, — продолжал Арамис, — будут подавать нам мушкеты. Мы будем стрелять в упор. Мы сможем уложить восьмерых прежде, чем остальные узнают об этом; затем все вместе — а нас все-таки пятеро — мы ножами прикончим и остальных.
— А как же с беднягой Бикара? — поинтересовался Портос.
Арамис на секунду задумался, затем холодно произнес:
— Бикара первого; он знает нас, друг Портос.
Несмотря на своего рода пророческий дар, который был замечательной чертой в характере Арамиса, события, как и все, что подвержено превратностям случая, развернулись иначе, чем предполагал ваннский епископ.
Бикара, конь которого был много лучше, чем кони его товарищей, доскакав раньше других до входа в пещеру, понял с первого взгляда, что и лиса и собаки — все исчезло в этой дыре. Но, пораженный тем суеверным страхом, который охватывает человека перед всяким подземным ходом, как, впрочем, и перед всякой тьмой, он остановился, решив подождать, пока соберутся все остальные.
— В чем дело? — закричали, не понимая причины его бездействия, запыхавшиеся от скачки охотники.
— Ничего особенного, только собак больше не слышно; надо думать, что и лисицу, и всю нашу свору поглотил этот подземный ход.
— Собаки идут по слишком хорошему следу, чтобы сбиться с него, — сказал один из гвардейцев. — К тому же мы бы слышали, как они тычутся то в одну, то в другую сторону. Надо думать, как говорит Бикара, что они и в самом деле проникли в эту пещеру.
— Но в таком случае, — спросил рослый молодой человек, — почему они не подают голоса?
— Это странно, — заметил другой.
— Ну что ж, — предложил третий, — давайте войдем в пещеру. Или, быть может, вход в нее воспрещен?
— Нет, — возразил Бикара, — но там темно, как в печной трубе, и к тому же в ней нетрудно свернуть себе шею.
— И подтверждение этому наши собаки, — добавил все тот же гвардеец. По-видимому, с ними это самое и случилось.
— Что за черт? Куда ж они делись? — воскликнули хором гвардейцы.
И хозяева пропавших собак принялись звать их по имени или свистать особым, известным им образом, но ни одна не откликнулась ни на зов, ни на свист.
— А что, если это заколдованная пещера! — вскричал Бикара. — Ну что ж! Посмотрим.
И, соскочив с коня, он вошел в нее.
— Погоди, погоди! Я пойду с тобой! — крикнул одни из гвардейцев, видя, что Бикара готов уже исчезнуть в ее полумраке.
