— Это та усатая сволочь, что вчера забрала Джулию?
— Именно.
Моряк раскачался еще сильнее, сплюнул свою табачную жвачку и ответил медленно и тихо, с ненавистью в голосе:
— Ай-а-ай, сэр!
Часом позже, в шесть вечера, он постучал в комнату Батхерста.
— Тележка и сундук готовы, сэр.
— Прекрасно. Встречаемся через два часа у этой ведьмы Розы. Она нас загримирует.
— Сэр, она, вероятно, делает это теми же мазями, которыми и лечит! Мальчишки, Рикардо и тот второй, как его там?… Пинио… Так они смеются…
— Ну и ничего страшного не случится, если тебя раскрасят, а при случае, возможно, вылечат от пьянства. Иди, отдохни.
— Еще одно, сэр.
— Слушаю.
— Руфус хочет идти с нами.
— Проболтался?
— Нет, сэр, но ведь он не дурак. Пронюхал, что кое-что готовится и догадался. Всю ночь бурчал будто раненый кашалот, а когда уже сполз с кровати…
— Нет, и речи быть не может.
— Он может пригодиться, сэр.
— Я же сказал: нет! Я и так вытащил его из камеры. Знаешь, за что он сидел?
— Нет, сэр.
— Зарубил начальника, какого-то офицера, который соблазнил или изнасиловал его дочку. Теперь понял? Он бы все испортил — взял бы и оторвал башку нашему приятелю-французу. Джозеф с Хейтером едва удержали его вчера. Нужно сказать поляку, чтобы он проследил, и не дал ему идти за нами.
Вышли они в девять вечера. На узкой улочке, неподалеку от центра Франкфурта, они пробрались в сад, куда выходили задние окна двухэтажного дома с фасадом из «прусской стенки». В одном из окон первого этажа горел огонь, но это было не то окно. Во втором пламя свечи замерцало где-то через час. Батхерст заглянул внутрь и увидел капитана с другим офицером. Они ссорились, потом играли в карты, затем снова ругались. Нужно было ждать до полуночи. Откуда-то появился пес и начал лаять на них. Сий убил его своим ножом-стрелой. К полуночи дружок капитана проиграл свои часы и вышел, хватаясь за стенки. Подождали еще четверть часа, и Джулия постучала в окно. Раз, другой — без результата.
— Черт, заснул, скотина! Целый дом разбудим, только не его! Чертов сукин сын! — ругнулся Том.
Наконец после очередного удара в стекло француз пришел в себя и приподнял голову со стола. Увидав руку за окном, он схватил пистолет и приоткрыл форточку.
— Qui vive?![191]
— Это я, Джулия, синьоре капитан.
— Аааа! Джульетта! Я так и знал, что ты вернешься к своему Августу, ха-ха-ха… J'aime beaucoup ramoner une poule avant de me coucher! Viens, ma chere![192]
— Я не могу подтянуться, синьоре капитан, помогите мне, пожалуйста.
— Viens, ma chere![193]
Отложив пистолет, француз высунулся из окна и протянул руки. Свистнула петля и вырвала из горла едва слышимый и краткий хрип. Француза вытащили наружу. Батхерст сунул ему под нос тряпку, пропитанную раствором, который получил от матушки Розы, после чего они подтащили добычу к спрятанной в кустах тележке, сунули в сундук, закрыли на ключ и начали отход. Бенджамен не забыл погасить свечу в комнате и забрать все ценное, включая и свой кошелек. Зато забыл про собаку. О ней он вспомнил только на улице, обозвал себя дураком и послал за ней Тома.
Пса и все, что забрали из комнаты француза, до рассвета закопали в саду. Было еще темно, когда Батхерст разбудил Миреля.
— Мирель, где ты прячешь контрабанду? — спросил он. — В какой повозке?
Толстяк скорчил мину обиженного ребенка.
— Что ви говорить? Мирель есть порядочный, честный attore! Это есть оскорблений, синьоре. Мирель не делать контрабанда товар, mai, signore, mai![194]
Батхерст притянул его к себе.
— Слушай, дурак! Мне плевать на то, что, когда и сколько ты незаконно перевозишь, главное — как? Я должен знать это скрытое место и спрятать в нем человека. Это дело жизни и смерти! Если не скажешь, будем висеть оба.
— О, Мадонна! — простонал Мирель.
— Так как? Наверняка в какой-то из повозок двойное дно.
— Так, синьоре.
— В какой?
— В каждой, синьоре. Но это узкий место, синьоре. Там никакой человек не спрятать!
Пришлось Батхерсту выходить из ситуации по-другому. Он приказал сбрить спящему капитану усы и волосы на голове, после чего заполнил паспорт на имя Челотто.
Утром 25 ноября Бенджамен отправился в участок новообразованной жандармерии. Его принял толстый майор, развалившийся за столом в прибранном до блеска кабинете. Рядом сидел молоденький лейтенант.
— Господин майор, — начал Батхерст, — меня зовут О'Лири. Вот мои документы. Сам я ирландец, в девяносто восьмом, после поражения восстания в Ирландии сбежал во Францию. Теперь я езжу по Европе и зарабатываю на жизнь торговлей. Сейчас направляюсь во Вроцлав и Прагу.
— Так что с того, — нетерпеливо буркнул офицер. — В чем дело?
— А дело в том, господин майор, что позавчера вечером ко мне, на постоялый двор «Золотое Солнце», пришел французский капитан и сказал, что представляет в городе полицейскую власть, после чего начал угрожать мне арестом и пытками, если не уплачу ему выкуп. В результате, он отобрал у меня всю наличность. Он был пьян и…
Майор побагровел и поднялся со стула.
— Что такое?
— Я говорю, как было, господин майор. Сейчас я остался без гроша, а у меня контракт во Вроцлаве. Молю вас о помощи.
— Как зовут этого капитана?
— Я не знаю, господин майор. Но его имя — Август.
— Как он выглядел?
— Среднего роста, усатый, длинные волосы до плеч. Ага, возле левого уха шрам, как будто от удара саблей.
Майор обратился к лейтенанту.
— Слышишь, Боншамп?! Это тот самый, что сдал нам вчера службу! Немедленно приведи его сюда! Погоди, сейчас получишь письменный приказ.
Он нацарапал на листке несколько предложений.
— Я забыл, как его фамилия, узнаешь а потом впишешь! И поспеши, парень!
Лейтенант вышел.
— А вы, мсье?…
— О'Лири, господин майор… К вашим услугам.
— Если соврал, О'Лири, то пожалеешь! Ведь ты обвинил в грабеже французского офицера.
— Прошу простить, господин майор, я же не ради шутки. Я просто в трагической ситуации!
— Посмотрим, посмотрим… Обождите в коридоре.
Через минут сорок майор вызвал Батхерста к себе.
— Мсье О'Лири, я тут подумал над вашей жалобой, и меня удивило, что вы обратились с ней только через тридцать шесть часов.
— Поймите, господин майор, я не совсем в курсе административных процедур в этом городе, я здесь проездом. Я был уверен, что тот офицер представляет единственную власть в городе, и не мог обратиться к нему с жалобой на него же. Только сегодня я случайно узнал, что во Франкфурте была образована бригада жандармерии, и потому пришел к вам. Вы моя последняя надежда!
