— Да уж, будьте уверены, присмотрю, — пробурчал Макрон, окуная нос в кубок.
— Командир, ты и вправду считаешь, что у нас есть этот шанс? — опять подал голос Катон. — Разве сейчас, когда римская армия вот-вот перейдет в наступление, дуротриги не станут относиться к чужакам с большим подозрением, чем обычно?
— Спору нет, слишком уж полагаться на их простодушие, конечно, не стоит, но, надеюсь, какое-то время у вас еще есть. Празутага кое-где могут помнить, и это тоже вам на руку. В поселения варваров вы оба не суйтесь, пусть поначалу ваши сопровождающие выяснят, что там да как. Их задача — вызнавать все, что может иметь отношение к плененной семье. Главное, не упустить ни малейшей зацепки, а найдя след, идти по нему, пока он не доведет вас до цели.
— Командир, как я понимаю, у нас всего двадцать дней. До истечения срока, назначенного друидами.
— Да, это так, — ответил за легата Плавт. — Но если они пройдут и… и худшее все же случится, я бы хотел, по крайней мере, предать тела своих близких достойному погребению. Даже если от них останутся только пепел да кости.
Чья-то рука ухватила Катона за плечо и энергично встряхнула. Тело его от внезапного пробуждения напряглось, глаза открылись.
— Тсс! — донесся из тьмы шепот Макрона. — Тихо! Нам пора. У тебя все готово?
Катон кивнул, но потом сообразил, что в темноте центурион все равно не видит его кивка, и подтвердил вслух:
— Так точно, командир.
— Хорошо. Тогда пошли.
Все еще не отдохнувший и не испытывавший ни малейшего желания расставаться с относительным теплом палатки, Катон поежился и выполз наружу, прихватив приготовленный заранее, еще перед тем, как он лег спать, узел. Там находились завернутые в запасную тунику кольчуга, меч и кинжал. Копья, щиты и прочее снаряжение обоих уходящих в рейд добровольцев оставались в лагере: предположительно до их возвращения. Правда, Катон нимало не сомневался в том, что вскоре они достанутся кому-то другому.
Пока юноша между темными рядами палаток пробирался за своим командиром к конюшням, страх перед тем, что ждет его впереди, начал брать в нем верх над всеми прочими чувствами, и он всерьез стал прикидывать, почему бы в такой темноте ему, скажем, не оступиться и не подвернуть лодыжку. Дело это вполне вероятное и формально снимающее любые возможные обвинения в трусости, но Катон тут же представил себе, каким презрением преисполнятся к нему центурион и легат, даже если они промолчат и ничего вслух не скажут.
Столь постыдная перспектива вмиг заставила его не только отказаться от замысла, но и ступать более осторожно, дабы избежать какой-либо неприятности этого рода. Кроме того, нельзя же было и впрямь допустить, чтобы Макрон отправился блуждать по вражеским землям лишь с Празутагом и Боадикой. Ведь в этом случае могучий икен запросто смог бы во время сна перерезать римскому воину горло. А вот когда римлян двое и они спят по очереди, оберегая друг друга, учинить что-то подобное гораздо сложней.
«А вообще-то, — печально подумал молодой оптион, — тут как ни кинь — клин».
Нечего было Макрону заедаться с командующим, тогда и Катон никуда бы не сунулся. Короче, спасибо Макрону.
Полностью погрузившись в мысленное брюзжание, юноша потерял осторожность, перестал смотреть под ноги, за что тут же и пострадал. Зацепился ступней за одну из шатровых растяжек и, не сдержав возгласа, грохнулся наземь. Макрон резко развернулся:
— Тихо! Ты что, хочешь, на хрен, перебудить весь этот долбаный лагерь?
— Никак нет, командир. Виноват, — шепотом ответил Катон и, прижимая обеими руками к груди тяжелый узел, неловко поднялся на ноги.
— И не вздумай сказать, что ты вывихнул себе что-то.
— Никак нет, командир. Разумеется, нет.
В палатке зашевелились.
— Кто там?
— Никого, — рявкнул Макрон. — Давай, парень, топай, да смотри больше не падай.
Рядом с конским загоном стояла большая, тускло освещенная внутри палатка, служившая складом кавалерийского снаряжения и оружия. Макрон, а за ним и Катон нырнули под полог, в чад подвесных масляных ламп. Празутаг, Боадика и Веспасиан уже были там.
— Лучше вам переодеться прямо сейчас, — сказал Веспасиан. — Лошади и пони готовы.
Центурион с оптионом положили свои узлы и разделись до набедренных повязок. Чувствуя на себе любопытный и беззастенчивый взгляд Боадики, Катон торопливо влез в новую шерстяную тунику, натянул поверх нее кольчугу, вооружился мечом и кинжалом и потянулся к форменному плащу.
— Нет! — остановил его Веспасиан. — Вот ваша одежда.
Легат указал на пару поношенных и довольно грязных дорожных накидок.
— В них вы все же не будете слишком уж походить на солдат. Да, а вот это для ваших голов.
Он вручил добровольцам две полоски кожи, широкие посередине и сужающиеся к краям.
— Греки прибирают под такие повязки волосы. Наденьте их, чтобы вас не выдала ваша короткая военная стрижка. Может быть, так вы сойдете за пару греков… хотя бы издалека. Главное, не вступайте ни с кем в разговоры.
— Да, командир.
Оглядывая повязку, Макрон скривился, потом приладил ее на голову. Празутаг, прилежно следивший за всеми действиями римского центуриона, иронически оттопырил губу, а Боадика подмигнула Катону:
— Знаешь, почему-то в роли греческого раба ты выглядишь более убедительно, чем в роли легионера.
— Спасибо на добром слове.
— Оставьте шуточки на потом, — распорядился Веспасиан. — Идемте со мной.
Он подал знак Празутагу и вывел всю команду наружу, к коновязи, где терпеливо стояли четыре лошади в плотных попонах, скрывавших армейские клейма. К седлам их были приторочены переметные сумы. Кроме того, там же лазутчиков дожидалась пара навьюченных тюками с припасами пони.
— Пора вам отправляться. Начальник стражи у ворот предупрежден. Вы можете выезжать, не боясь, что какой-нибудь идиот вас окликнет.
Легат в последний раз окинул четверку взглядом и хлопнул Макрона по плечу.
— Желаю удачи.
— Благодарю, командир.
Макрон вздохнул, неуклюже закинул ногу на лошадиную спину, потом ухватился за седло, подтянулся и, проронив сквозь зубы пару проклятий, более-менее сносно расположился в седле. Катон, будучи выше ростом, забрался на своего коня с чуть меньшей натугой.
Празутаг что-то пробормотал, обращаясь к Боадике, и Макрон резко дернулся.
— Что он сказал?
— Поинтересовался, не сподручней ли вам двоим топать пехом?
— Вот как? Тогда передай ему…
— Довольно, центурион, — оборвал его Веспасиан. — Отправляйтесь!