– В таком случае – пропусти нас и открой ворота.
– Но такой приказ может отдать только начальник ночного караула, – был ответ.
– Этого я и опасался, – заметил Атос, переглянувшись с Арамисом и Портосом. И он заставил своего коня подойти к лошади де Феррюсака. Теперь они стояли рядом – стремя в стремя.
– Если вы говорите о том офицере, в обществе которого мы сопровождали арестанта до порога предназначенной ему камеры, то он, убедившись, что узник на замке, спустился в караульное помещение. Не ручаюсь за точность, но он упоминал, что собирается посетить половину коменданта, – проговорил Атос в своей обычной манере.
Спокойный, рассудительный тон Атоса, казалось, произвел на часового впечатление.
– Хорошо, – ответил солдат. – Возможно, начальник занят и дожидаться его долго. В таком случае назовите пароль, и ворота будут открыты.
– Тысяча чертей! – прошипел де Феррюсак. – Хороши же мы, нечего сказать!
– Кажется, мы пропали! – шепнул Арамис.
– Похоже, что так, – отозвался Атос, сохраняя невозмутимое выражение лица.
– Подумаешь, пароль! Экая безделица, – густой голос Портоса прорезал наступившую тишину. – Этой ночью пароль в Бастилии – «Святой Франциск и Шайо». Отворяй любезный, да поживее!
Атос и Арамис снова переглянулись в немом изумлении.
Господин де Феррюсак подскочил в седле, словно подстреленный. Однако он быстро овладел собой и, нахмурившись, повторил вслед за Портосом:
– «Святой Франциск и Шайо», или ты плохо слышишь, любезный?!
– Все правильно, господин мушкетер. Эй, отоприте ворота конвою!
Тяжелые створы ворот заскрипели и медленно поехали в стороны, Мушкетеры покинули внутренний двор главной тюрьмы королевства и поскакали к следующему посту, несущему стражу у вторых ворот. Здесь пустая карета, в которой был доставлен в Бастилию маршал Бассомпьер, была тщательно осмотрена, пароля никто не спрашивал, а ворота были открыты заранее.
Проскакав по крытой галерее, ведущий к внешнему рву, не заполненному водой, а заросшему травой в рост человека, кавалькада достигла последнего рубежа, который тоже был благополучно преодолен после беглого осмотра кареты. Отряд пришпорил коней, и скоро мрачные стены остались далеко позади.
– Все круги ада позади, – произнес Арамис со вздохом облегчения и перекрестился.
– Мы все должны поблагодарить Портоса, ему мы обязаны нашим спасением, – добавил Атос, придерживая лошадь.
Господин де Феррюсак, понимая, что трое друзей, только что вновь обретших четвертого, хотят побыть наедине, напротив, дал шпоры своей серой кобыле, увлекая за собой свой маленький отряд, и вскоре все они, за исключением четверых, умчались в направлении заставы Сент-Антуан, откуда несколькими часами ранее начали свой путь в Бастилию Атос, Портос и Арамис, воспользовавшись расторопностью и исполнительностью верного Гримо.
– Наконец-то мы вместе, д'Артаньян! – вскричал Портос. – Дай я снова обниму тебя, воздух Бастилии отравил мне все впечатление от первой встречи, словно бы это был не ты, а кто-то другой.
При этих словах великана Атос вздрогнул, будто ужаленный гремучей змеей, и впился взором в неподвижного всадника в мушкетерском плаще. Тот по-прежнему сидел в седле, не делая ни малейшей попытки двинуться навстречу объятиям Портоса.
– Вы нашли слово, Портос! Вы нашли слово так же, как нашли пароль; не выпить мне больше ни одной бутылки божанси, если я знаю, как вам это удалось! Вы совершенно правы – «словно это был не ты, а кто-то другой»!
– О чем вы, Атос? – удивленно спросил Арамис, переводя взгляд с одного на другого. – Д'Артаньян, друг мой. скажи же что-нибудь, ты видишь, мы столько пережили, что не выдержали нервы даже у Атоса, самого хладнокровного из нашей четверки.
И тогда всадник медленно снял шляпу.
– Ax! – вскричали Портос и Арамис так, словно грудь им пробила мушкетная пуля.
– Этого я и боялся! – глухо проговорил Атос. – Кто вы такой?
Перед ними в скупом свете меркнувшей луны стоял смуглый худощавый человек среднего или чуть ниже роста, с умным и быстрым взглядом выразительных южных глаз, черноволосый, с правильными чертами лица. Это был не д'Артаньян.
– Кто вы такой, сударь? – повторил свой вопрос Атос.
И в голосе графа де Ла Фер Портос с Арамисом услышали смертный приговор незнакомцу.
– Мое имя – дон Алонсо дель Кампо-и-Эспиноза, испанский дворянин, – негромко произнес незнакомец. – Думаю, оно вам ничего не говорит.
– Боже праведный! – воскликнул Арамис, побледнев как смерть.
– Что с вами, Арамис?! – вскричали друзья, которым показалось, что Арамис вот-вот лишится чувств.
Испанец также не смог удержаться от восклицания:
– Шевалье д'Эрбле! Что же, тем лучше!
В это мгновение к Портосу вернулся дар речи:
– Тем лучше?! – пророкотал он. – Вы так полагаете, любезный! Мы, рискуя жизнью, делаем новую попытку спасти нашего друга из тюремных стен! Мы, чувствуя, как наша шкура вот-вот расстанется с остальным нашим естеством, а палач уже занес топор над нашими головами, пробираемся в Бастилию! Мы, черт побери, открываем ключом нужную камеру, в которой еще несколько дней назад находился наш товарищ, а для этого – смею заверить – нам пришлось немало потрудиться! И что же?! Оказывается, мы затеяли все наше предприятие ради какого-то иностранца, чье имя и вы говорить-то невозможно! Как, черт возьми, вы лопали в камеру д'Артаньяна? Отвечайте, сударь, прежде чем я проткну вас.
Испанец, видимо, ожидал чего-то подобного. Он не казался удивленным или хотя бы оскорбленным.
– Я хорошо понимаю вас, сударь. Поэтому прежде всего разрешите выразить вам мое искреннее восхищение. Тем не менее, ваш дерзкий план, так тщательно продуманный во всех деталях… – в атом месте Портос не удержался и хмыкнул в кулак, – удался в полной мере. Но судьбе было угодно распорядиться иначе…
– Тысяча чертей! Я и сам вижу, что эта дама сыграла с нами одну из тех злых шуток, на которые она мастерица.
Но вы не ответили на мой вопрос! – перебил Портос.
– Ваш вопрос?
– Ну да, черт возьми! Я спросил вас, где наш друг д'Артаньян?!
– Ах да! Я несколько рассеян, воздух свободы пьянит меня. Признаться, я не знаю, о ком вы говорите. Хотя могу поклясться, что это имя мне откуда-то знакомо.
Атос, все это время мрачно молчавший, приблизился к дону Алонсо и внимательно вгляделся в его черты.
– А, дьявольщина, так и есть! – пробормотал он, как следует рассмотрев испанца.
Тот удивленно смотрел на Атоса. Однако гордый нрав испанца понемногу начинал брать верх над естественной благодарностью по отношению к своим, пусть и невольным, освободителям.
