На миг Поль Шенье закрывает глаза и снова открывает. Нет, он существует, не спит, значит, реально и то, что говорил генерал. Надо восстановить в памяти всё.
…Вот его ввели в кабинет. Он тоже находится здесь, в подземелье, окон нет. Солдат впустил его и ушёл. Большая просторная комната. Письменный стол и рядом второй, канцелярский, заваленный чертежами. На письменном коробка сигар. О, как хотелось подбежать к столу, схватить сигару и закурить. Ведь он ни разу не курил с тех пор, как попал в этот ад… А сколько он уже здесь? Месяц, два? Поль этого не знает. Он, как и его товарищи по камере, потерял счёт дням и неделям. Тут даже говорят так: это произошло в прошлой или позапрошлой смене, дней никто не знает.
Поль отворачивается от стола, чтобы не видеть сигар. И тут его взгляд натыкается на два острых буравчика. Два глаза, круглых, совсем без ресниц, впились в него и глядят, не моргая. Лишь глаза кажутся живыми на этом старом, сморщенном, как высохший лист, лице.
– Почему вы остановились посреди комнаты? – спросил старик с генеральскими погонами на плечах, незаметно вынырнув из какой-то ниши.
– Я боялся подойти к столу. Там лежат какие-то чертежи. Они могут быть секретными…
Глухой, похожий на смех, клёкот прозвучал где-то рядом. Не понимая, откуда доносятся эти звуки, Поль оглянулся, но в комнате никого больше не было. И только теперь он понял, что это смеялся генерал. Но смеялся как-то странно. Его старческие, увядшие губы были неподвижны, ни один мускул лица не шевельнулся, глаза не изменили выражения. И лишь огромный, болезненно огромный живот дрожал так, что, казалось, вот-вот от мундира отскочат все пуговицы, и чуть вздрагивали широкие ноздри испещрённого красными прожилками носа.
– А какой будет для нас вред, а для вас польза, если вы узнаете о тайнах нашего завода? Передадите своим друзьям? Продадите другому государству?
Поль молчал, да, собственно говоря, от него и не ждали ответа.
– Вы можете знать всё о нашем заводе. Понимаете, всё! Возможно, вам интересно узнать, где он расположен? Пожалуйста! Среди гор юго-западной Франции, под так называемой Проклятой долиной…
Поль стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть.
– Может, вас интересует, что мы изготовляем? – задыхался от хохота генерал, и живот его дрожал ещё пуще. И на это могу ответить. Оптические приспособления для автоматического бомбометания… Ну, а теперь вы, конечно, спросите, почему я с вами так откровенен?
Глаза генерала зловеще блеснули, и все морщинки на лице задрожали, задвигались.
– Я спрошу вас лишь об одном, мсье генерал, на каком основании вы держите меня здесь, я не пленный и не преступник, у меня контракт с авиазаводом, французским авиазаводом, где я работал вольнонаёмным. Ночью ко мне приехали какие-то неизвестные люди и от имени дирекции завода предложили немедленно ехать с ними для какой-то срочной консультации. За городом меня силой втолкнули в закрытую машину и отвезли неизвестно куда. Я протестую против таких действий, мсье генерал, это неслыханное нарушение самых элементарных законов и прав человека.
– Хватит! – внезапно оборвав смех, стукнул генерал по столу. – Законы, права человека… Это вы оставьте для митингов. Мы взрослые и можем обойтись без этой демагогии. Единственное, непререкаемое право, которое существует на земле, – это право силы. А сила – в этом вы уже убедились – у нас. Вы талантливый авиаконструктор, и вы нам нужны. Из этого исходят наши права, а ваши обязанности. Понятно?
– Не совсем. В вашем моральном кодексе есть один существенный недостаток, как бы сказать, просчёт. Вы можете прибегнуть к насилию физическому. И уже прибегли к нему. Но что касается насилия над моим, как вы говорите, талантом…
– О, неужели вы нас считаете столь наивными? Не просчёт, а именно самый точный расчёт руководил нами, когда мы прибегли к таким крайним мерам. Поставить человека в самые тяжёлые условия, убить в нём малейшую надежду на спасение – надеюсь, вы уже ознакомились с нашими порядками и имели возможность повидать крематорий, – а потом дать ему единственный маленький шанс на спасение.
Генерал с наслаждением садиста растягивал последнюю фразу, стараясь прочитать на лице собеседника, какое она произвела на него впечатление. Но Поль напряг все силы, чтобы не выдать ни своего отчаяния, ни своего бешенства.
– Какой же это шанс? – спросил он ровным голосом, таким ровным, что даже сам удивился своему спокойствию.
– Ха-ха-ха! Хотите, чтобы я так сразу и раскрыл свои карты? А почему бы мне их не открыть. Ведь обо всём, что вы успели увидеть на нашем заводе, увидите в дальнейшем, и о том, что я скажу вам, вы не сможете рассказать никому, разве лишь господу богу на том свете! Ведь вы уже не Поль Шенье, вы номер две тысячи девятьсот сорок восемь, а отсюда даже мёртвые не попадают на поверхность.
– Итак, этот единственный шанс, о котором вы говорите, фактически равен нулю?
– Для всех, только не для вас и ещё нескольких таких, как вы. Если, конечно, вы умеете логично мыслить… Кстати, вы можете сесть и взять сигару. Хорошая сигара способствует логическому мышлению.
Генерал пододвинул коробку с сигарами ближе к Полю и сам поднёс ему зажигалку. Прикурив, Шенье жадно затянулся, и вдруг всё вокруг закружилось.
– Долго не курили? – донёсся до него скрипучий голос. – О, это ничего! Сейчас пройдёт! – генерал говорил таким тоном, словно он и Шенье – давние знакомые, которые, встретились для обычного разговора.
Поль затянулся ещё раз, и в голове у него прояснилось. «Не выдать своего волнения, держать себя в руках, выслушать всё, что скажет эта старая гадина… Я им для чего-то нужен, и это надо использовать. Главное выиграть время и искать, искать, искать выхода!» – повторял про себя Поль Шенье.
– Вы могли бы получать сигары, – словно между прочим бросил генерал.
– Я вызван для того, чтобы услышать эту приятную новость? – насмешливо спросил Поль.
– Отчасти и для этого, мы можем кое в чём облегчить ваш режим. Если увидим, что вы человек разумный.
– Допустим, что я человек разумный…
– Тогда вы будете думать так: победа Германии – это единственное для меня спасение при условии, что я буду способствовать этой победе, ибо в случае поражения завод взлетит на воздух, а вместе с ним и я…
– А может быть, обойдёмся без психологических экскурсов, генерал, и вы прямо скажете, чего вы от меня хотите?
– Ладно, поговорим откровенно. Вы, вижу, человек дела. Так вот: нас не удовлетворяют прицельные приборы на наших бомбардировщиках. Мы собрали здесь несколько первоклассных инженеров. Нас не интересует их национальность, политические убеждения и всякие иные мелочи, которые так много значат на поверхности. От них, как и от вас, мы требуем одного: помочь нам решить некоторые технические трудности, вставшие перед нами в процессе работы над усовершенствованием приборов. Все необходимые чертежи, технические расчёты вы получите завтра у главного инженера. В вашем распоряжении библиотека, помощники, вы будете иметь свободный доступ во все цеха. Через месяц вы обязаны представить мне ваши предложения. Мы просмотрим, и если увидим, что вы стоите на правильном пути, наши условия приобретают силу, мы гарантируем вам жизнь и выход на поверхность, после того как завод будет рассекречен, то есть после победы. В этом и заключается тот единственный шанс, о котором я говорил…
