— Сделайте необходимые тайные распоряжения, ваша эминенция, — Анна Австрийская вдруг прервала разговор, перешедший в минорный тон, — я имею в виду приказ трем мушкетерам привести в исполнение приговор, а лейтенанту Сен-Марсу отправиться с мальчиком и старой камерфрау Мариэттой к берегам Средиземного моря. В какую должность определите вы лейтенанта?
— В должность губернатора маленького острова Святой Маргариты, ваше величество!
— Хорошо, пусть туда отвезут мальчика! Да сохранит его Пресвятая Матерь Божия и да расположит она к нему сердце человека, на попечение которого будет отдано бедное несчастное дитя!
Мазарини низко поклонился королеве и удалился. По его виду было заметно, что внутренне он очень сильно взволнован.
— Ах, дядя Калебассе, какое счастье, что я, наконец, нашла вас, — сказала Жозефина, торопливо подходя к торговцу фруктами улицы Вожирара, только что собравшемуся опустить свой зонт, так как уже наступил вечер.
— Ну, что же за важные новости ты мне несешь, милая крестница? — спросил, улыбаясь, старик, подавая хорошенькой девушке свою загорелую руку, — что с тобой? Смотри, ты совсем запыхалась!
— Я иду из маленького замка и спешу в ваши кладовые. Господин Пипо, наверное, уже ждет меня.
— Что же ты делала в маленьком замке?
— Я была у кастелянши.
— У доброй Ренарды? Здорова ли она?
— Она кланяется вам. Знаете ли вы, крестный, что Жюль опять в Париже?
— Как, важный-то господин? Губернатор, или управляющий замка?
— Он опять здесь, и знаете, кто привез его, чтобы предать суду?
— Ты говоришь мне о том, что мне совершенно неизвестно.
— Три господина!
— Какие три господина?
— Ах, господи! Ну, маркиз, виконт и господин Милон!
— Ага! Господин Милон! — многозначительно улыбнулся дядя Калебассе.
— Да, и они хотят наказать Жюля.
— Но за что же?
— Я хорошенько не знаю, но, кажется, он стрелял в них, — испуганно ответила Белая Голубка.
— Значит, он заслужил наказание.
— Это так, но он мой брат.
— Да, к сожалению.
— Мне бы хотелось избавить его от наказания!
— В таком случае тебе лучше всего обратиться к господину Милону и попросить его за брата!
— Нет, крестный, это не пройдет!
— Почему же?
— Во-первых, потому, что господин Милон, вероятно, очень сердит на Жюля и не сможет избавить его от наказания, а во-вторых…
— Что же ты не договариваешь?
— Во-вторых, мне совестно, что Жюль мой брат!
— Вот что! Гм… да! — проговорил торговец фруктами, — я понимаю, Ночлежный остров тебе не по вкусу!
— Поэтому я хотела попросить вас, дядя Калебассе, предостеречь Жюля! Мне сейчас некогда, дорогой крестный, я должна немедленно возвратиться домой. Но, как я узнала, сегодня эти три господина хотят арестовать Жюля. Ренарда передала мне эту весть!
— Где же я найду Жюля?
— Я думаю, вернее всего в гостинице! Лучше всего будет, если вы, обнаружив его там, посоветуете ему бежать. Таким образом он избегнет всего. Понимаете, крестный?
— Я уступаю твоему желанию, милая Жозефина, только мне кажется, что мы не совсем будем правы, идя против мушкетеров.
Жозефина заплакала.
— Негодяй, он дурной человек, я знаю это. Он буян и стрелял в мушкетеров, так что они страшно возмущены!.. Но… он мой брат. Раньше он и со мной обходился дурно, вам это известно, но я не смогу равнодушно отнестись к его казни. Лучше бы мне ничего не знать об этом деле!
— Ну, полно, Жозефина, успокойся, — уговаривал ее старый торговец. — У тебя доброе сердце! Но скажи сама, если кто-нибудь поступает дурно, не заслуживает ли он наказания? А я никогда не поверю, чтобы господа мушкетеры поступили с ним несправедливо! Но чтобы избавить тебя от огорчения и страха, я пойду туда и посмотрю, нужно ли советовать ему бежать.
— Ах да, сделайте это, милый крестный! И если вы увидите, что ему нужна помощь, — может быть, он раскаивается в своих дурных поступках, тогда помогите ему бежать!
— Ступай спокойно домой, моя дорогая, я постараюсь все устроить, — сказал старый папа Калебассе.
Жозефина поблагодарила его и, простившись, поспешно ушла.
«Милая девушка», проговорил про себя старый торговец фруктами, убирая свои корзины и скамьи в подвал. Доброе дитя! У нее золотое сердце! Даже чересчур доброе. Этот негодяй Жюль, право, не заслуживает, чтобы она так заботилась о нем! Он все-таки брат ей, говорит она, а по-моему, он дерзкий, нахальный буян, который, собственно, не заслуживает даже внимания! — Достаточно вспомнить, как он обошелся со мной при нашей последней встрече перед его отъездом! Он был просто неузнаваем! Его гордость не знала пределов, этот нахал обращался со мной, как с каким-нибудь нищим! Я никогда не прощу ему того, что он совершенно оттеснил меня от кардинала, а напоследок еще и прикарманил все вознаграждение. Это была скверная шутка! Я всегда говорил, что он дрянь-человек и не мало удивился в то время, вдруг увидев его в мундире гвардии. Но я обещал Жозефине и посмотрю, что можно будет сделать! Если он будет рассудителен и вежлив, как ему и подобает быть по отношению ко мне, то только в таком случае я его предостерегу и спрячу, чтобы господа мушкетеры не нашли его!
Разговаривая таким образом сам с собой, торговец фруктами убрал весь свой скарб в подвал.
После этого он отправился по дороге к Ночлежному острову.
Начинало смеркаться, и когда он дошел до места, было уже совсем темно.
Дядя Калебассе перешел узкий деревянный мост, ведший на остров приюта и приблизился к гостинице «Белая голубка», где по обыкновению, каждый вечер было очень весело и шумно.
В общей комнате собралась большая толпа, все ели, пили и веселились.
Калебассе увидел, что и другая сторона дома была ярко освещена, и ему показалось, что из этой комнаты слышится довольно громкий разговор, но когда он подошел ближе к окнам с намерением заглянуть в них, то увидел, что они завешаны большими пестрыми платками.
Вдруг он заметил в одном из них большую треугольную дыру, через которую можно было заглянуть в большую комнату.
По середине комнаты стоял старый четырехугольный стол топорной работы, а около него сидели четыре человека. На головах у них были шляпы, сдвинутые набекрень, перед ними стояли стаканы, наполненные вином, а по их красным разгоряченным лицам было видно, что уже было не мало выпито. Комната освещалась двумя свечами, стоявшими на столе перед пирующими.
Дядя Калебассе узнал в сидевших за столом четырех мужчинах, — очень громко разговаривавших и хваставшихся, по-видимому, своими прежними геройскими подвигами, — четырех бывших членов кардинальской гвардии: Гри, д'Орфруа, де Рансона и Алло.
