хладнокровием:
– По команде садимся.
Бравый лётчик Императорского военно-воздушного флота едва не выскочил из «гнезда», да ремень не пустил.
И это обстоятельство не могло не навести Кирилла на мысль:
«А у обладателя голоса он есть? В смысле ремень».
Граф Гаузен едва ли практиковал пассажирские перевозки, разве что катал храбрых барышень. Механика своего, Лейбу, наверняка он в небеса не брал. А пострел Васька так его, ремень то есть, вовсе игнорировал – оттого и не помнилось, есть ли он на втором сиденье вообще…
Кирилл обернулся, будто бы не выдержав натиска любопытства.
– Но-но… – упёрлось ему в скулу короткое дуло «парабеллума». Пренеприятное во всех отношениях.
– Я только убедиться… – поднял руки Кирилл.
– Это в чём же? – слегка удивился голос.
– Что вы не блефуете и действительно вооружены.
– Ну, убедился? Теперь за штурвал берись, что ты руки, как у стенки держишь? – недовольно проворчал…
«Ну, конечно же “старый студент”. Не зря же он, вопреки всему, казался таким на редкость неправдоподобным».
Особенно теперь – как глянешь вблизи. Когда контраст мелких аккуратных усиков и тщательного бритья с сальными седыми патлами из-под фуражки стал выглядеть так разительно.
– А если я не возьмусь-таки за штурвал? – поинтересовался Кирилл, вступая в дуэль равнодушия, вернее сказать, выдержки.
– Как это не возьмётесь? – первым начал сдаваться непрошеный пассажир. – Я это. Я тогда…
– Что, пальнёте? – иронически полюбопытствовал лётчик. – Надеетесь планировать до Берлина?
– Выброшу вас и просто перелезу на место пилота, – снова выказал равнодушие «студент».
«Не так прост… – поморщился Кирилл. – Впрочем, никогда простым и не казался»
Но вслух сказал только:
– Хорошо, я берусь, – и опустил руки в лётчицких перчатках с крагами на штурвал. Привычно перебрал пальцами и только тогда добавил: – Только имейте в виду – вы сами этого захотели. Кстати, фон Графф, вы о нашем штабс-капитане Нестерове слыхали?
Сзади послышалась характерная, но бесполезная возня – ремень-то был, но он был заброшен храбрецом Васькой под кресло – пока вытянешь…
А Кирилл уже вытягивал штурвал моноплана на себя:
«Теперь по югу России – Харьков, Екатеринослав, а там и Севастополь… И надо будет откуда-то позвонить дяде, сказать, где искать фарш этого Велюрова-Бархатова фон Граффа, пока он ещё в какую-нибудь тряпицу не превратился…»
На крайний юг. Вадим
Арина проводила Вадима Иванова до самого охранного поста перед спуском на Минную пристань.
Могла бы проводить и до самого трапа «Жгучего», замершего у стенки на стылой неподвижной воде: вахтенный на контрольном пункте у ворот, старший кондуктор с «Жестокого», узнал командорскую внучку ещё издали, и разулыбался, пренебрегая уставной строгостью. Но Вадим, практически уже не заикаясь, попросил:
– Дальше я сам.
Поцеловал руку (Арина едва успела сдёрнуть перчатку) и пошёл вниз, к своему эсминцу, чуть прихрамывая.
Представление, устройство в крошечной каюте старшего офицера, знакомство с командой и матчастью заняло весь остаток дня.
А после ужина офицеры задержались в кают-компании. Штурман, только накануне вернувшийся из Батуми на борту крейсера «Память Меркурия», рвался рассказать – и все готовы были выслушать.
Общую обстановку – то, что наши войска, остановив наступление турок, теперь гонят и гонят басурман на юго-запад от реки Чорох, а Батумский отряд флота поддерживает казаков огнём с моря, – знал даже Вадим. За полдня, проведённые в Штабе флота, наслушался, в том числе и о перманентном конфликте кавторанга Шуберта, командующего Батумским флотским отрядом, и генерал-майора Ляхова, командующего всем Батумским участком фронта.
…Конфликт, как рассказывал один из адъютантов адмирала, начался из-за случая с «Жарким», на то время самой активной боевой единицей отряда. Четырехдюймовки эсминца не только сбивали турок с укреплённых позиций, но и топили всё, что оказывалось поблизости и под красным флагом с полумесяцем. Понятно, что басурмане выпросили у «Сушон-паши» помощи.
Однажды днем, где-то в середине декабря, на пирсе появился верховой казак и передал командиру депешу, извещавшую, что с сухопутных позиций в море замечен какой-то корабль. «Жаркому» предписывалось немедленно выйти в море и разведать обстановку. Казак ещё не успел ускакать, как на пирсе появился самокатчик из штаба на резвой мотоциклетке с известием, что неизвестный корабль является двухтрубным миноносцем. «Жаркий» уже был готов к выходу, когда новый посыльный из штаба крепости доложил, что неизвестный корабль – крейсер с четырьмя трубами, который стоит совсем близко от наших позиций.
Подняв пары, эсминец дал ход и вышел в море. Вскоре через утреннюю дымку стал виден четырехтрубный крейсер «Бреслау».
«Жаркий» тут же сбавил ход. Атаковать в такой ситуации было безумием. Немчура пустила бы их на дно раньше, чем эсминец выйдет на дистанцию эффективного действия снарядов и торпед. Можно было, наверное, рискнуть, обменяться парой выстрелов – и наутёк, но не факт, что удалось бы уйти. «Бреслау» быстроходнее…
Ну и командир не захотел подвергать бессмысленной опасности миноносец, приняв решение держаться на прежней дистанции – 70 кабельтовых – и наблюдать за противником. «Бреслау», так и не открыв огонь с дальней дистанции, неожиданно развернулся и направился к побережью. «Жаркий» и «Бреслау» какое-то время наблюдали друг за другом, затем командир дал команду «право на борт» и приказал возвращаться в Батум. А «Бреслау» начал обстрел сухопутных позиций. Правда, казус у них вышел. Наши части как раз кстати отошли – какая-то перегруппировка у них начиналась, – и позиции тут же заняли турки. Так что «Бреслау» в течение почти двух часов обстреливал собственных союзников.
А командира «Жаркого» вместе с командующим Батумским отрядом вызвали к коменданту крепости.
– Почему вы не атаковали крейсер? – с порога зашумел генерал Ляхов.
– Ваше превосходительство, – пытался объяснить командир. – Среди бела дня это было совершенно невозможно! Он бы утопил нас прежде, чем мы смогли к нему приблизиться…
– Мои казаки, – отрезал генерал, – всегда атакуют противника и днём, и ночью. А вы не можете?
Убедить генерала было невозможно, и с этого дня и «Жаркий», и весь отряд впали в немилость у коменданта.
…В кают-компании, за вечерним чаепитием, штурман рассказывал о Батумском флотском отряде, приказ о включении «Жгучего» в состав которого был подписан накануне.
– Командующий отряда, кавторанг Шуберт – опытный моряк и очень независимый человек, – вымпел держит на транспорте «Березань», вооруженном 75-мм орудиями. В отряде, кроме того, наш систершип, «Жаркий», и ещё три паровых каботажных суденышка, на которых установлены сухопутные пушки на колёсных лафетах. Во время стрельбы эти пушки перекатываются с одного борта на другой, – цирк, да и только. Эти судёнышки сами моряки называют «китайскими крейсерами». С одним из них, «Дыхтау», нам приходилось встречаться недавно, и мы веселились, вспоминая его прозвище…
Два последующих дня Вадим работал с личным составом, разбираясь, кто
