– Я рад, что ты благополучно вернулся, Мартин. Вся моя семья возносила молитвы Яхве, чтобы с тобой не стряслось никакой беды.
– А Руфь…
– О, поверь, она молилась с не меньшим пылом, чем иные мои домочадцы. Ты же знаешь, как она к тебе относится, – улыбнулся еврей. – Но сейчас ей будет лучше в Фессалониках.
Ашер произнес это со своей обычной улыбкой, однако Мартин вдруг почувствовал неладное. И все те радостные и теплые слова, которые он хотел сказать Ашеру, неожиданно остыли, растаяли. Подумалось: Ашер поклялся отдать ему руку своей дочери и пусть теперь держит перед ним ответ. Пусть объяснит, что означает отсутствие Руфи.
Но Ашер бен Соломон заговорил о другом:
– Бог Израилев благословляет твои труды! Ты, как всегда, справился. И прежде всего, Мартин, я должен рассчитаться с тобой. Моя сестра Сарра не могла тобой нахвалиться, и с ее слов я понял, как непросто тебе пришлось. К тому же Сабир рассказал, насколько ошибочной была моя надежда на маршала де Шампера. Похоже, я подвел тебя, Мартин, а потому решил загладить свою вину и удвоить твою награду.
С этими словами Ашер достал из стенного шкафа несколько тяжелых мешочков с позвякивающими монетами и, улыбаясь, поставил их на стол перед наемником. Мартин даже не взглянул на них, он по-прежнему не сводил глаз с даяна. Но тот невозмутимо стал говорить, что эти деньги дадут возможность Мартину несколько лет безбедно жить, ни в чем не нуждаясь, он отдохнет от трудов и опасностей, успокоится и забудет о том, что пережил.
Из горла Мартина вырвался короткий сухой смех, заставивший Ашера умолкнуть. Брови еврея удивленно изогнулись.
– В чем дело, Мартин? Тебя не устраивает награда?
– Не устраивает.
Мартин, как бывало и ранее, сидел перед Ашером на обтянутой богатым шелком софе, но сейчас он подался вперед.
– Мне не нужно это золото, почтенный господин. Мне нужно нечто другое. И вы знаете что. Вернее, кто. А если забыли… Надеюсь, это не так, однако все же осмелюсь напомнить: вы поклялись, что отдадите за меня вашу Руфь. Мне нужна она!
Последние слова он почти выкрикнул. Ашер спокойно, даже с улыбкой смотрел на него, но Мартина не оставляло смутное подозрение.
– Здесь, в этой самой комнате, вы говорили мне, что, когда я привезу вашу сестру Сарру с ее детьми из Акры, согласитесь на мое предложение и позволите нам с Руфью стать мужем и женой. Вы обещали отдать мне ее! И я жду исполнения вашей клятвы. Пошлите за Руфью!
Мне не нужно ваше золото. Мне нужна ваша дочь!
В его голосе послышались властные, непреклонные интонации.
Ашер развел руками.
– Ты так ее любишь!
– Да. Ее и вас всех. И глубоко почитаю. Я хочу стать членом вашей семьи.
– О, Мартин, ты для нас родной уже с того момента, когда я ребенком привел тебя в свой дом.
– Но своего сына вы вряд ли отдали бы в обучение к ассасинам.
Ашер сурово свел брови.
– Это не обсуждается. Мы все обговорили с тобой уже давно, и мне неприятны твои малодушные заявления и жалобы. Много лет назад ты дал согласие служить мне, ты брал плату и… Мне не в чем винить себя перед тобой.
– Если это так, то объясните, почему вы услали Руфь? Чтобы она была от меня подальше? Вы отказываетесь от своих обещаний?
Его голубые глаза наполнились ледяным холодом. Ашер поежился, стал кутаться в полы накидки, словно озяб.
– Ты забыл, мой мальчик, что я тебе обещал. А обещал я, что не стану противиться вашему счастью, если ты будешь любить мою Руфь. Но вернувшийся Сабир поведал, что ты потерял голову от сестры маршала де Шампера. Джоанна де Ринель – очень красивая женщина, ты был близок с ней… И я подумал, что ты и она… Разве не так? Тогда при чем тут моя Руфь?
Потрясенный Мартин не сразу обрел дар речи.
– Сабир видел лишь то, что видел. И не ему судить о моих чувствах к леди Джоанне. Я просто выполнял задание, но в сердце моем всегда была Руфь. Только Руфь! – Сейчас он почти верил в это.
– Как прискорбно, – с грустью произнес Ашер и развел руками. – А я было подумал… Я не мог рисковать своей Руфью и обольщать ее надеждой. К тому же за ней прибыл жених.
Мартин ошеломленно смотрел на даяна. Ему даже показалось, что он ослышался. Ашер молчал, опустив голову, в покое стало тихо, и Мартину почудилось, что эти мгновения тишины заполнены гулким и учащенным биением его сердца, едва слышным свистом, вырывавшимся из сведенного ужасом горла. Он еле смог прохрипеть:
– Вы сказали – жених? Уж не ослышался ли я?
– Разве ты не знал, что Руфь давно была просватана за Гамлиэля из Фессалоник? По разным причинам их свадьба все время откладывалась. Но вот он прибыл в Никею за невестой – и Руфь дала согласие стать его женой. Я не стал неволить ее. Не в наших обычаях принуждать своих женщин.
Лицо Мартина оставалось спокойным. Но в душе… Собственная жизнь вдруг показалась ему какой-то обрубленной: дорога через этот сияющий, только что полный надежд мир отныне вела только в пустоту. Руфь… Его возлюбленная больше не ждет его, и идти ему некуда. Как такое могло случиться?
Последние слова он произнес вслух – слабо, подавленно. Потом голос его окреп:
– Вы мне лжете насчет согласия Руфи. Ваша дочь рассказывала мне, что Гамлиэль стар и отвратителен ей. Она любила меня, а этого еврея из Фессалоник ненавидела! Руфь и раньше отказывала ему, даже глотала иголки от кактуса, чтобы прикинуться больной и не достаться тому, кто ей не мил.
– О, это! – засмеялся Ашер, махнув рукой. – И ты поверил рассказам моей девочки? Но что еще она могла говорить тебе – красивому, влюбленному? Юным девам необходимо испытывать на мужчинах свое очарование, это их игра, пробы женских чар на поклонниках. Признаюсь, порой даже мне Руфь казалась увлеченной тобой, она была такой очаровательной и ребячливой в своих кокетливых играх! Однако я не заметил, чтобы после твоего отъезда моя дочь тосковала. А потом приехал Гамлиэль, одарил ее подарками, веселил, баловал. Ты говоришь, он стар? Ха! В таком случае для пятнадцатилетней Руфи и ты стар, ибо Гамлиэль всего на год старше тебя. Но если ты воин и ловец удачи, рискующий жизнью, то выбранный мною для дочери жених – солидный и почитаемый вдовец, у него хорошо налажена торговля, он богат и происходит из хорошего еврейского рода. Достойная партия – так мы все решили. Руфь была с нами согласна. И когда Гамлиэль приехал, моя девочка с готовностью стала его женой. Это благословенный брак.
Пока Ашер говорил, Мартин сидел, опустив голову, потом медленно поднял ее и взглянул на своего покровителя. Его красивое лицо – такое знакомое, но странно потемневшее, утомленное, с полуопущенными веками, отмеченное печатью тяжелого внутреннего чувства – выражало муку. Даян даже почувствовал жалость к нему. Мартин заговорил:
