— А ну, парни, с дороги! — приказал всадник громко и твердо и едва заметным движением пришпорил бока лошади.
Мустанг встал на дыбы и всей тяжестью опустился на окружавших гамена людей.
— Ко мне! Перережьте веревку! Я им всем носы откушу!
— Так и есть, — произнес неизвестный, — это не житель Пантена!
Вынуть «факон» (нож), перерезать лассо и подхватить гамена было для всадника делом одной минуты.
— Спасибо, — проговорил парижанин.
— Всегда к вашим услугам. Возьмите револьвер… у меня два…
— Отлично!
— Держитесь крепко.
— Порядок.
— Вперед!
Лошадь, несмотря на двойной груз, ударила грудью тех, кто попытался схватить повод, и поскакала к воротам. Слишком поздно! Глухо стукнули створки, щелкнул запор.
— Смех, да и только, — произнес всадник спокойным голосом, не без некоторой самоиронии и натяжением повода заставил мустанга сделать полуоборот. Затем лошадь яростно лягнула доски ворот.
С ножами в руках угрожающе сгрудились пеоны.
— Огонь без разбору? — спросил гамен.
— Рано. Сначала пару слов мерзавцам. Откроете ворота или нет? — четко выговаривая слоги, с холодной угрозой поинтересовался всадник.
Все поняли — это ультиматум!
— Смерть! Смерть! — рычали во всю глотку «саладеристы», взбешенные тем, что всего два человека поставили их в смешное положение.
— У нас одиннадцать зарядов. Это одиннадцать ваших жизней. Затем мой нож вспорет живот двенадцатому… Бой будет идти до последней капли крови… Подумайте… Еще есть время.
— Смерть! Смерть!
— Отлично! — проговорил всадник, и лишь скулы его слегка порозовели. — Ну, держитесь, негодяи! Сейчас увидите, на что способны двое французов!
Главный надсмотрщик кинулся к всаднику, чтобы выбить его из седла. Остальные атакующие образовали круг.
С необыкновенной легкостью незнакомец высвободил ногу из стремени, нанес нападавшему удар в лицо сапогом и отшвырнул на расстояние трех метров.
— Один готов.
— Браво, — воскликнул возбужденный Фрике, — пока наша лошадка лапками обрабатывает дверку, кого-нибудь еще отправим покувыркаться…
«Лошадка» же продолжала молотить во всю мощь. Ворота уже стали подаваться, а затем треснули две доски.
— Огонь!
Гамен выстрелил и, что совершенно естественно, не попал.
Раздался второй выстрел, произведенный неизвестным. Упал один из пеонов слева.
Пах! Третий перевернулся справа.
— Послушайте-ка, — быстро проговорил юный парижанин, — возьмите мой револьвер. У вас верный глаз, у меня нет. Пока вы разбираетесь с бандитами, я доломаю ворота.
— Давайте.
Фрике был готов уже спрыгнуть наземь, но тут вылетела одна из створок.
— Стойте, приятель! Путь открыт.
— Вперед… марш!
Десять мустангов из прерий[292], представлявших собой «тропилью» — конский резерв с провиантом и походным снаряжением спасителя Фрике, — находились в нескольких метрах от ворот. Прекрасный кавалерийский взвод!
— Сможете удержаться в седле? — спросил незнакомец.
— Умею цепляться за все, как будто имею четыре руки, — ответил гамен.
— Прекрасно. Рысью, марш!
Мустанг, неся двоих, вылетел из ворот как стрела. Незнакомец свистнул. Вся «тропилья», повинуясь знакомому сигналу, понеслась вслед.
Огромная белая лошадь с пышной гривой и хвостом нагнала всадников. Гамен пригнулся, уцепился за гриву и благодаря природной ловкости одним рывком очутился на спине прекрасного создания, летевшего как метеор.
Саладеро осталось позади, более чем в пятистах метрах, и пешие пеоны не могли бы догнать беглецов.
— Наконец-то! Теперь скорей отсюда!
— Вперед, мой друг, вперед! За нами могут снарядить погоню.
— Кстати, я — парижанин, вы, вероятно, тоже. Какой черт занес вас в саладеро?
— А я совершаю «Кругосветное путешествие»!
— Не может быть!
Дебют[293] матроса Фрике в кавалерии. — Уличный мальчишка и «бульвардье». — Преследование. — Chokebore Гринера. — Арсенал путешественника. — Двойной выстрел. — Еще один двойной выстрел. — Мастер стрельбы. — Выигранное сражение. — Преимущества пули, в которую добавлен свинец. — По пути в Санта-Фе. — Маршрут. — Через пампу. — Лагерь без палаток и солдат. — Скачущие во весь опор и путешествующие, сидя дома. — Растительность пампы. — Se habla espanol… — Фрике заявляет, что он не в состоянии жить без еды.
Всадники неслись вперед более двух часов. Лошади мчались как ветер, пересекая песчаные равнины, являющиеся продолжением нагорья, возникшего в пампе и выходящего острым углом прямо к озеру Патус.
На этой территории, как бы поделенной между представителями различных биологических видов, произрастают самые разнообразные растения. Здесь благодаря влажному жаркому климату густой слой гумуса[294], покрывающий корчевки и лесные вырубки, позволяет выращивать великолепные продукты субтропической флоры.
Вплоть до тридцать второго градуса южной широты кофе, сахарный тростник, какао, бананы, ананасы, манго встречаются в изобилии, и не только на обрабатываемых землях. Не забудьте также, что есть еще ячмень, пшеница, виноград и «йерба мате», или парагвайский чай.
На песчаных участках всадники, а с ними конский резерв вынуждены были перескакивать через заросли огромных кактусов-олунций, покрытых кошенилью[295].
Несмотря на то, что был уже проделан немалый путь, мустанги по-прежнему мчались так, что всадники не могли перекинуться и парой слов.
Фрике приходилось довольно трудно. Навыки верховой езды у него были самые элементарные, но он обхватил ногами благородное животное так же, как обхватывают рею на корабле во время урагана.
Постепенно лошади сбавили темп, и гамену представилась возможность пристальнее вглядеться в своего спасителя.
Тот же, совершенно невозмутимый, прямо и прочно сидевший в седле, с явным наслаждением курил французский табак, причем папиросы он скручивал и зажигал, словно находился в данный момент в кресле, а не в седле.
Это был молодой человек высокого роста, пропорционально сложенный, загорелый, с широкими, мощными плечами, с мускулистыми руками, силу которых он показал в саладеро. Причем ногти у него были ухожены, как у хорошенькой девушки, заботящейся о своей внешности.
На вид незнакомцу было двадцать пять — двадцать шесть лет.
Широкополая шляпа из черного фетра, кокетливо украшенная пером белого орла и лихо сдвинутая набок, открывала энергичное и отважное лицо. Это выражение подчеркивалось сиянием больших черных глаз, напоминавших шарики вороненой стали. Губы же, очерченные темными усиками, давали возможность разглядеть ослепительную белизну зубов. Добрая улыбка временами появлялась на лице.
