Да Понте поднялся. Как Джакомо смотрел на него! О, Лоренцо ошибся в нем. Казанова ненавидел да Понте. Да, Лоренцо смог прочесть в глазах Казановы, как тот ненавидел его!
— Джакомо, прошу тебя, не смотри на меня так. Мне нужна твоя помощь!
— Я тебе помогу, Лоренцо. Помогу собрать чемоданы. Я пошлю своих слуг в гостиницу, чтобы они помогли тебе это сделать. Завтра утром ты уедешь в Вену. Придумаешь предлог, что-нибудь безобидное, что не вызовет подозрения. Скажешь, что кайзер вызвал тебя назад ко двору. Скажи так. Это произведет благоприятное впечатление и освободит тебя от всех обязательств.
— Это невозможно, Джакомо, просто невозможно! Я еще не закончил свою работу здесь, в Праге. Кто сделает ее за меня? Кто допишет текст и станет руководить репетициями? Неужели ты думаешь, что Гвардазони справится с этим? Или Бондини? Нет, они не смогут. Они не смогут этого сделать. Все, что они умеют, это размахивать руками.
— Позволь, Лоренцо, позволь мне помочь. Я знаю человека, который заменит тебя.
— Кто же? Кто сможет это сделать?
— Я, Лоренцо. Это буду я и никто иной.
Да Понте уставился на Казанову. Да, теперь он все понял. Его осенило! Внезапно все стало на свои места. Разумеется, Джакомо Казанова метил на его место, хотел занять его должность, вмешаться в оперу. Хотел по-новому воплотить в ней свои идеи. Он в шутку уже говорил об этом!
Но сейчас было не до шуток! То, что казалось комедией, превратилось в трагедию. Казанова отбирал место да Понте — вот к чему стремился Джакомо все это время! Наверное, он в течение нескольких дней вынашивал Планы. И конечно, этот прием он устроил только для того, чтобы осуществить их. А какова роль Иоанны? Она послужила приманкой. Сыграла свою роль в этом представлении!
Да Понте сел в постели и попытался опустить ноги на пол. Он сидел на краю кровати с видом побежденного, которого лишили всего.
— Значит, так. Ты все отлично придумал, Джакомо. Победила твоя зависть. Это ты послал Иоанну. Ведь я прав? Поручил ей заманить меня в свою комнату…
— Лоренцо, о чем ты? Прекрасное и удачное представление не делят на части. Его просто смотрят, наслаждаются им, хлопают, встают и идут есть десерт и пить шампанское.
— Хорошо, хорошо. Представление окончено. Я проиграл, признаю. Наверное, ты не мог дождаться этого момента.
— Это представление окончено. Только это. Я полагаю, что должен помочь опере. Избавить ее от некоторых пошлостей, от плохого стиля. Я усовершенствую ее, поверь мне. Благодаря мне эта неповторимая музыка, которую ты даже не слышишь, станет совершенной. Всего хорошего, Лоренцо! Счастливого пути! Зализывай свои раны и не поминай меня лихом. Я честно заслужил свою победу.
Казанова улыбнулся и покинул комнату. Он медленно делал шаг за шагом, как будто хотел насладиться униженным видом Лоренцо. Когда Казанова удалился, вошли двое слуг. Они взяли под руки Лоренцо да Понте, либреттиста при дворе кайзера в Вене, и вынесли через черный ход.
Констанция проснулась среди ночи. Внезапная тревога лишила ее сна. Констанция прошла по темным тихим комнатам и зажгла свечу в его кабинете. Ей хотелось, чтобы он был здесь, сидел за клавесином и работал. Она легла бы в соседней комнате и прислушивалась к звучащим аккордам.
Когда она была рядом, Моцарт писал лучше всего. Он хотел, чтобы супруга всегда находилась рядом с ним, чтобы он мог чувствовать ее. Но не совсем рядом — возле открытой двери. Тогда он терпеливо записывал ноты и не вскакивал время от времени. Все-таки перед тем как приступить к работе, маэстро часто ходил из угла в угол, искал развлечений и цеплялся к каждой мелочи, лишь бы не работать. Он отвлекался, пил кофе, дурачился. Предлагал жене сыграть в карты, подражал птицам, хотя прекрасно понимал, что лишь тянет время.
Если же Моцарт садился за работу — чаще всего это происходило внезапно, то его уже было не остановить. Он писал так быстро, что тяжело себе это представить. Однако ему удавалось писать так быстро потому, что Моцарт заранее все продумывал. Когда он писал, то даже не вставал, чтобы поесть или чего-нибудь выпить. Сначала Констанция очень беспокоилась, приносила ему во время работы ликер и засахаренные фрукты, но потом поняла, что ему это не нужно. Это только отвлекало и мешало писать быстрее, и из-за этого Моцарт начинал злиться…
Этой ночью Моцарт не вернется, не сядет за клавесин. Он переночует в гостинице и ляжет очень поздно. Наверняка он тайком улизнет с приема, как часто это делал. Моцарт всегда сбегал. Маэстро начинали искать, выкрикивая его имя. В это самое время он сидел, притаившись, там, где его никто не мог найти. Перед сном он проведет некоторое время в полном одиночестве, за бокалом вина. Без этого одиночества Моцарт не мог уснуть. Эта тяга к одиночеству была одной из его тайн. Только Констанция знала о ней. Однажды Моцарт объяснил жене, что одиночество успокаивало его. Он забывал обо всем, что слышал, и погружался в свое одиночество, пока в его душе не воцарялось полное спокойствие и он не засыпал.
Может, в такие минуты маэстро думал о своей работе? Может быть. Но он не говорил об этом. Вообще-то Констанция не могла сказать, когда он думал о работе. У Моцарта никогда не было задумчивого вида. Нет, Моцарт был тайной за семью печатями, человеком, о мыслях которого невозможно догадаться. Только о его любви. Да, о его любви можно было судить по одному лишь виду. Это действительно так.
Констанция пошла в соседнюю комнату и прилегла на диван. Как будто Моцарт вот-вот вернется. Она посмотрела на мерцающую свечу, осветившую клавесин. Ш-ш-т, ш-ту — в темноте Констанция почувствовала поцелуй. Нежный поцелуй любимого. Ш-ш-т, ш-ту — как она устала!
Констанция закрыла глаза. Когда она засыпала, ей показалось, что она до сих пор чувствует поцелуй. В первые минуты сна Констанция видела, как кто-то задул свечу.
На следующий день поздним вечером Йозефа Душек отправилась за город, чтобы проведать Констанцию. Они выпили горячего шоколаду, затем прогулялись на верх холма, к беседке. Йозефа никак не могла успокоиться. Ей нужен был человек, который смог бы ее выслушать, кто-нибудь, кому можно было подробно рассказать о событиях последней ночи.
— И… представь себе, Лоренцо да Понте действительно хотел совратить малышку Иоанну! Незаметно, так, что это никому не бросилось к глаза, он пробрался к ней в комнату. Что только пришлось пережить бедной девочке! Какого страху она натерпелась! Честно говоря, мне никогда не нравился синьор да Понте. Я просто на дух его не переносила. В нем есть что-то порочное, темное. Видно, что он думает только о себе и ни о ком больше. Странно, что твой супруг смог найти с ним общий язык. Но твой муж — сама доброта. Ему никогда не пришло бы в голову пожаловаться на Лоренцо да Понте. Однако теперь песенка этого негодяя спета. Не поможет даже терпимость Вольфганга. Синьору да Понте пришлось уехать. Конечно, он был вынужден покинуть Прагу, потому что не мог здесь больше оставаться.
