Гравер отчаянной, безумной пружиной вывернулся на какое-то мгновение, перевалился на живот, с ненавистью вцепился зубами в вездесущую жилистую ладонь. Уго выкрикнул проклятие и вновь с чугунной силой навалился на него, одной рукой уперся ему в затылок, прижав лицом к столу, другой вновь сдавил его горло. Гравер пытался закричать, но вышло лишь глухое, кошачье шипение. Он слышал лишь тяжкое дыхание и кряхтение Уго, да истошный лай запертой Каппы. Он из последних сил вновь попытался вырваться, а потом вовсе перестал ощущать мир…
* * *
Гравер обнаружил себя скорченным на полу в луже собственной рвоты. Лицо было в кровь разбито, шея болела так, будто ее переехало тележное колесо. Он еще лежал некоторое время, дожидаясь, пока в него войдет хоть какое-то подобие силы, чтобы подняться с пола. Он не сразу вспомнил случившееся, а вспомнив, содрогнулся от ужаса — ему показалось, что на него по-прежнему со стеклянной пристальностью глядят бессмысленные глаза безумца.
Было, однако, тихо. Тишину, правда, нарушали какие-то непонятные звуки, но Гравер решил пока не обращать на них внимания и вновь закрыл глаза.
Однако из забытья его вывели те же странные звуки. Нечто похожее на утиное кряканье. Приподняв голову, он к ужасу своему вновь увидел Уго. Тот сидел на корточках возле самой двери, скорчившись, будто присел по нужде. Это именно от него исходили те странные, будто нечеловеческие звуки.
— Эй, господин Уго, — произнес Гравер, не узнавая собственного голоса.
Тот приподнял голову, но глянул куда-то в сторону. Взгляд пустой, точно дотла выжженный. И вновь этот ужасный гортанный, харкающий звук. Гравер наконец сел, превозмогая головокружение и тошноту. Рука его наткнулось на что-то холодное, он невольно отдернул руку. Это было лезвие кинжала. Он сначала с отвращением оттолкнул его от себя, но потом, встав на четвереньки, дотянулся и взял в руки. Затем, держась за скамью, поднялся на ноги.
— Эй, господин Стерн! Вы что такое себе позволяете? У нас тут приличное заведение. Ступайте к себе домой.
И как раз в этот момент спина Уго Стерна страшно, с каким-то как будто скрипом вытянулась, глаза широко раскрылись, да так и остались распахнутыми, как две мутные оледеневший лужицы.
— Господин Стерн, да что ж с вами такое-то! Вставайте, вставайте, нечего тут, — бессмысленно бормотал Гравер, хотя ясно понял, что произошло. Он легонько толкнул быстро коченеющее тело того, кто был Уго Стерном, и тот, не разгибаясь, стал валиться набок. И только тут Гравер увидел, что долгополый, широкий плащ Уго Стерна, суконный вышитый галуном камзол и даже башмаки черным-черны от крови. Кровь была и на лезвии кинжала.
* * *
Некоторое время он с бессмысленным усердием вытирал лужи крови с пола и с порога, зачем-то волоком оттащил труп под стол. Потом с ожесточением и руганью пытался запихнуть под стол торчащие ступни, но они почему-то упорно и вызывающе продолжали торчать. Он готов был делать что угодно, лишь бы не думать о том, что произошло и что теперь надлежит делать. Рассудок его не желал соотнести кошмар, наскоро упрятанный под стол, со своей реальной жизнью. Затем он ополоснул лицо водой из кувшина и решился наконец пойти позвать старика Нормана. Однако едва он подошел к двери, она вдруг распахнулась настежь.
У порога стояла Констанс.
* * *
Увидев ее, Гравер на какое-то время утратил дар речи. Он несколько раз порывался что-то сказать, но слова бессильно барахтались в пустоте, не в силах обрести опоры и очертаний.
— Констанс?! — выдавил он наконец из себя. — Ты… ты как меня нашла?! Ведь я…
Однако Констанс смотрела словно сквозь него. Она и узнала-то его с трудом, хотя он вовсе не переменился. Взгляд не выражал ничего, кроме досады и тревоги.
— Нашла? С чего ты взял, что я тебя искала? — она отодвинула его плечом и обошла, как нечто неодушевленное. — Многовато чести будет для сопливого подмастерья. Я знать-то не знала, что ты здесь. Я ищу мужа. Дворецкий сказал, что он пошел сюда. Он был здесь?
— Муж?! — Гравер даже попятился. — Уго Стерн — твой муж?
— Да, черт тебя побери, да! — вспыхнула Констанс. — Муж, представь себе! Так он здесь был! Скажи, куда он запропастился, и перестань на меня пялиться! Ну?!
Но глянув наконец в застывшие от ужаса глаза Гравера, замолкла и тихо подошла к нему.
— Так. Что-то случилось, да? Ну что ты киваешь головой, глупенький барашек? А?
Гравер замычал, будто глухонемой и ткнул пальцем в сторону стола. Констанс, стиснув руками виски, словно боясь, что у нее лопнет голова, на цыпочках подошла к столу и присела на корточки. Издала странный, воющий всхлип не то ужаса, не то отчаяния. Настороженно тронула за башмак, затем прикоснулась к красной и пятнистой ладони. Тотчас отдернула. Что-то сказала шепотом. Затем поднялась на ноги.
— Это — ты?!! — Констанс глянула на него с ужасом. — Ты убил его?! Ты?!!
Гравер попятился и отчаянно затряс головой. Слова вновь застряли у него в глотке, да так, что он едва не задохнулся.
— Констанс, клянусь всеми Святыми, я не знаю, как оно все вышло! Он напал на меня, он едва мне горло не перешиб. Он был вообще не в себе. Ты даже…
Констанс, однако, его не слушала. Она присела на корточки, откинула с головы Уго Стерна нависший на самые брови капюшон, пристально глянула в глаза, затем вздрагивающей, растопыренной пятернею прикрыла веки.
— Он впрямь умер, — сказала она тихо и безучастно. — Слышите, вы? Уго Стерн мертв. Он уже никогда не… В общем, он уже — никогда и нигде.
Она вновь зашлась в припадке, и ее плечи затряслись. Гравер, что-то причитая, кинулся было к ней, но непонятные, квохчущие звуки вдруг перешли в отрывистый, насморочный смех.
— Ты все-таки умер, Уго Стерн, ты сдох, как пес под забором, Уго Стерн! В какой-то грязной мастерской. Вы все слыхали? Баронета Уго Эдгара Стерна, отпрыска рода Ллевелинов, зарезали, как свинью в ночь на Рождество! Прости меня, Господь мой, прости мне мою радость, но ведь куда худшим грехом было бы изображать горе и страдание, да? Да, Господи, я счастлива, что ты прибрал наконец эту окаянную, поганую душу, прибрал к чертям в пекло. Ты ведь знаешь, Господь всеведущий, что я сама хотела его убить. Возможно, сегодня. Убить, пока он не убил меня. Ты уберег меня от этого, Господи, как мне благодарить тебя?
Она несколько раз торопливо, с жаром перекрестилась, после чего неторопливо поднялась на ноги.
— Слушай-ка, — она наконец поворотилась к остолбеневшему Граверу, — у тебя тут сыщется что-нибудь выпить? — она для верности несколько раз звонко щелкнула пальцем.
— Нет, Констанс… госпожа Стерн. Но я, если хотите, могу подняться. В кладовке у Присциллы всегда аперитив, я мигом.
