ним, шагая рядом. Но Аргус не имел никакого желания кого-то догонять. Как бы ни просил я его поспешить, сколько бы ни цокал языком, призывая его, мой одноухий пес безразлично трусил позади на своих кривых лапах. А когда мы добрались до вершины холма, он посмотрел на меня, словно хотел сказать: «Я возвращаюсь домой, Сайлас, прощай!» – развернулся и без малейших колебаний припустил обратно.
– Аргус! – крикнул я ему вслед.
Мой вдруг охрипший голос увяз в сыром воздухе. Я стал разворачивать пони, чтобы догнать собаку.
– Не надо, – остановил Митиваль. – Он и сам доберется до дома.
– Не могу же я оставить его одного.
– Этот пес прекрасно обойдется без нас, Сайлас. Если проголодается, то наведается к Хавлоку, как всегда. Да и потом, к ночи ты будешь дома. Так? Ты же обещал.
– Да, – кивнул я, ибо таковы были мои истинные намерения в тот момент.
– Ну так пусть себе возвращается домой, а мы сможем прибавить шагу. Больше не придется поджидать этого рохлю.
Митиваль бросился бегом вниз по склону. Холм с этой стороны порос бизоновой травой, а между плитами песчаника пробивались кустики ядовитого цветоголовника. Вот почему в наших краях не развивалось фермерство и, как следствие, жило мало людей – можно прошагать и час, и два, но не встретить ни души. Сюда не ступала нога земледельца, скотоводы бежали отсюда. Забытая богом Пустошь, так нужно было обозначить нашу местность на карте.
Я сделал глубокий вдох и слегка сжал пятками бока пони, чтобы он прибавил шагу и догнал Митиваля. Мне было страшно погонять коня – вдруг он разозлится и сбросит меня на землю или сорвется в галоп. Но вместо этого пони пошел легчайшей рысью. Казалось, он парит в нескольких футах над равниной.
– Ого, что это за всадник на быстроногом коне! – восхищенно ахнул Митиваль, когда мы его опередили.
Я натянул поводья, притормаживая:
– Видишь, он не скачет, а скользит! И почти не касается копытами земли!
– Тебе достался хороший конь, – признал Митиваль и улыбнулся.
– О, не просто хороший, – ответил я и наклонился вперед, чтобы похлопать лошадь по шее. – Правда же, Пони? Ты гораздо лучше, чем просто хороший, да? Ты чудо-конь, вот ты кто.
– Значит, так ты назвал его – Пони?
– Нет… Пока не придумал ему имя. Может, Буцефал? Так звали коня Александра Великого…
– Я знаю, кто такой Буцефал! – возмущенно перебил меня Митиваль. – И это слишком уж звучное имя для такого невысокого жеребчика. Пони, на мой взгляд, лучше. Гораздо больше ему подходит.
– А мне кажется, не очень. Говорю тебе, в этом коне есть что-то особенное.
– Я и не спорю. Но все равно считаю, что кличка Пони для него – самое то.
– Нет, я придумаю что-нибудь получше, вот увидишь. Хочешь поехать верхом вместе со мной?
– Нет-нет, я люблю ходить пешком. – И он пнул босой ногой узловатый кустарник. Сколько я его помню, Митиваль никогда не носил обуви. Белая рубашка, черные брюки, подтяжки. Иногда – шляпа. Но всегда босиком. – Хотя должен признать, здешняя почва какая-то странная.
– Должно быть, это солончаковые пятна, – определил я, присмотревшись. – Па тут копает бром.
– Похоже, будто идешь по дну пересохшего пруда.
– Помню, Па рассказывал, что когда-то тут был океан, миллионы лет назад.
– Когда мы были здесь в прошлый раз, под ногами так не хрустело.
– Ох, Митиваль! Надо было мне ехать с ним!
– Ты же не мог. Разве забыл? Он не разрешил тебе даже выйти из дома.
– Я говорю не про эту ночь. А про все те разы, когда он ходил сюда за солью. Когда отправлялся охотиться в Чащобу. Надо было мне ездить с ним.
– Охота не всем подходит.
– Если бы я не был таким плаксой…
– На твоем месте любой бы испугался медведя. Не переживай, это было давным-давно.
Я затряс головой:
– Это не оправдание. Надо было ездить, когда я подрос.
Митиваль ковырнул ногой кусок сухой земли.
– А теперь ты здесь, и только это имеет значение. И знаешь что? Думаю, Сайлас, Па был бы тронут твоим поступком. Не сразу, конечно! Сначала он ужасно разозлится на тебя за то, что ты его не послушал, – и не говори потом, что я тебя не предупреждал! Но чуть погодя он станет гордиться тем, что ты сделал, тем, что у тебя хватило духу сесть на это странное существо, тем, что ты один отправился его искать.
Я невольно улыбнулся:
– Он вовсе не странное существо.
– Ты же сам понимаешь, что он странный.
– Это ты странное существо, а не он!
– Ай-яй-яй, как некрасиво!
– И я не один.
– Но он будет думать, что ты один.
– Скажи честно: ты считаешь, что напрасно я это затеял?
Митиваль посмотрел на встающий перед нами новый холм. Его склоны были изрезаны крутыми уступами.
– Я очень на это надеюсь, – признался он. – Послушай, Сайлас, Па – умнейший человек. Раз он поехал с ними, значит так надо было.
– Да, он действительно умнейший человек. – Я не мог не согласиться с этим. – Думаешь, именно поэтому они забрали его? Может, это как-то связано с его патентом?
– Не знаю. Может быть.
– Небось этот мистер Оскар Ренс, или как его там, прослышал об одном гении, живущем в Боунвиле. Вот почему он послал Руфа Джонса со своим деловым предложением. Ты согласен?
– Очень может быть, что и так, – кивнул Митиваль.
– Ну да, ведь в наших краях все говорят, что Па – гений. Не я один так считаю.
– Ты меня убеждаешь, как будто я сам этого не знаю.
– Я знаю, что ты это знаешь.
Разумеется, Митиваль знал. С самого раннего моего детства мы с ним оба знали, что Па – гений. Не было вопроса на всей огромной земле, на который Па не мог ответить. Не было того, о чем он не мог рассказать. Ему достаточно было прочитать книгу один раз, и он запоминал ее содержание целиком. Я сам видел! Так устроен его мозг. И поэтому в его голове хранилось великое множество самых разных книг, самых умных научных журналов. По всему, Па должен был стать Исааком Ньютоном нашего времени. Галилеем. Архимедом! Но когда ты рожден в бедности и к десяти годам остался сиротой, мир закрывается для тебя. С Па так и вышло, насколько я понял из обрывочных сведений, услышанных от него в разное время. Вообще-то, Па не любит о себе говорить. Его жизнь для меня – головоломка, которую я пытаюсь сложить из крошечных кусочков того, что мне известно.
Но то, что он настоящий
