— Зови!
Вошел гонец, с головы до пят весь обрызганный грязью. Заросшее лицо трудно было разглядеть, только глаза смотрели печально и устало.
— Ну, сказывай! — княгиня величественно выпрямилась, лицо словно застыло.
— Великая княгиня! — гонец низко поклонился и продолжал дрогнувшим голосом: — Наш князь… Богу душу отдал. — Чувствовалось, что не перебродила еще в его душе боль от случившегося.
— Когда преставился князь? Помяни, Господи, его душу грешную, — княгиня перекрестилась и вытерла глаза.
— Четвертого дня… Занемог князь, на охоте думал размяться, но Бог по-своему рассудил.
Из короткого сумбурного рассказа княгиня ничего не поняла, но переспрашивать не стала. Только сказала:
— Каждому свой конец. Что на роду написано, того не миновать. В Киев послали за дочерью?
Гонец, переступив с ноги на ногу, ответил:
— Этого, великая княгиня, не ведаю, — и провел по сухим губам рукой.
Поняв, что больше от него ничего не добиться, княгиня приказала:
— Ступай, мил человек. Агриппина, дай ему гривну да накорми с дороги.
Но гонец продолжал стоять.
— Великая княгиня, воевода повелел доложить князю.
Княгиня дернулась, губы скривились в презрительной усмешке.
— Его нет. Будет — сама скажу. Теперь ступай!
Гонец поклонился и вышел, оставив после себя на желтоватом полу грязную лужу.
— Разыщи братца моего Всеволода, — приказала княгиня Агриппине. — Хочу его видеть.
Старуха неслышно исчезла за дверью. Всеволода пришлось искать долго.
— Ты где запропастился? — набросилась на него сестра, не дождавшись, пока он перешагнет порог. — Опять у распутниц пьянствовал?!
Вошедший улыбнулся и напевно ответил:
— Я, сестрица, вольная птица, куда хочу, туда лечу.
От этих слов княгиню передернуло.
— Долетался, без портков остался!
— Михаилу своему благодарствуй! — лицо Всеволода перекосилось в гневе. — Сидел бы я в Глухове — так нет, Симеону, сыночку твоему, отчина понадобилась!
— Что старое ворошить? — сестра строго посмотрела на брата. — Зачем отдал стол свой в Бельзе?
— Будто не знаешь! Не было у меня ратных людишек противу Александра. Гонцов слал к Михаилу, тебя просил…
— Сами тогда на волоске висели. — Княгиня вздохнула. — Вернулся из половецкого плена Владимир. Стал Рюрикович войско готовить против нас…
Князь прищурился:
— Кругом одна ложь! Как мне пособить, так отговорка всегда найдется. Не верю больше никому! Намыкался вдоволь, а ты еще коришь…
— Бедный ты мой, — княгиня потянула брата за рукав и, обняв, прижалась к его груди, — некому пожалеть. А насчет Глухова ты неправ. Отец мне отказал, когда под венец с Михаилом пошла.
— Не помню! — Всеволод высвободился из ее объятий. — Грамоты не видел. Люди другое сказывали.
— Не слушай ты людей… Мне верь!
Князь фыркнул. Вдруг лицо его расцвело:
— О, какие пташки!
Он подступил к девкам и принялся щипать их за бока. Те завизжали.
— А ну, пошли вон! — набросилась на них княгиня. Девки, натыкаясь друг на друга, бросились к двери. — А ты хорош гусь! За каждым сарафаном цепляешься, грешная твоя душа! — зло визжала сестра.
Братец, глуповато ухмыляясь, покачал головой.
— Ой, сестрица, и твоя душа не светла… И сейчас по тому пану сохнешь! Вот шепну Михаилу…
— Тьфу, дурак безмозглый! Слушай, только что явился гончик с Козельска. Князь скончался.
— Ну и что? Опять хочешь послать меня на похороны?
— Дурень! Место ведь для тебя освободилось!
— Там же свой князь есть, — с сомнением возразил брат.
— Князь совсем ребенок! Возьмешь все в свои руки, потом посмотришь — юнца куда-нибудь денешь. Печенеги до княжеских кровей охочи, а с сестрой его, Всеславной — она сейчас в Киеве, — коли чего, обвенчаешься. Это тебя закрепит! — победно закончила княгиня.
— Э-э-э, сестрица… Старик воевода там — его и боюсь. Тогда хитростью удалось мне отправить его в руки кипчаков, что ж ты с князем ничего не сделала? Вернулся от тебя, еще и старика выкупил!
— Ладно, не время сейчас распри затевать! Старик опасен, посмотрим, как от него избавиться, коли в тот раз не удалось. А у тебя другого такого случая не будет. Упустишь его. Закрепнет молодой князь — ничего не поделаешь. Денег я тебе дам, немного. Бояр на свою сторону тяни, почаще в гости зови. На дармовщину они горазды.
Брат слушал ее внимательно, а когда она закончила, сказал:
— Дружина моя уж больно мала.
— А зачем тебе большая? В уме ли ты, братец? Старик на полдороге неладное почует, ворота от тебя запрет. Хитростью надо действовать, хитростью. Видишь недовольного — к себе тяни. Попался обиженный — на самолюбии играй. Прутик за прутиком — веник и получится. А уж его сломать трудно. Ну, ступай с Богом.
Когда Всеволод выходил из ворот княжеского двора, к нему тенью метнулся человек. Князь отпрянул в сторону и схватился за рукоять меча.
— Чего тебе?
— Не узнал, князь? — Это был преданный ему до мозга костей тиун. — Зачем срочно кликала княгиня? — Он выжидающе смотрел на Всеволода.
— В Козельск на княжение поедем! — Князь торжествующе хихикнул и пересказал слуге суть дела.
Тиун сразу сник.
— Что, не по сердцу весть? — спросил князь. — Признаться, мне тоже. Но выбирать не приходится. Вели готовить дружину — через день выступаем.
В Киев весть о кончине Козельского князя пришла чуть позже. Гонец, доставивший горестное известие, едва держался на ногах от усталости. И двое суток проспал, не шевелясь.
Узнав о случившемся, первой заголосила княгиня киевская, тетка княжны козельской Всеславны. Бездетная родственница безумно любила свою племянницу, которая подолгу жила у нее из-за постоянной опасности, угрожающей Козельску. Может быть, длительные разлуки сделали сердце юной княжны таким нежным, добрым и отзывчивым. Она страстно любила родителей. Сильно переживала весть о кончине матери, но не смогла приехать на похороны — черниговский князь Михаил угрожал Киеву. Тетка тогда, несмотря на все мольбы Всеславны, не отпустила ее, боясь, что девушка станет легкой добычей ненавистного князя.
И вот опять страшная весть! Как выдержит сердце княжны?
Всеславна, разгоряченная ездой, на взмыленном коне возвращалась домой. Въезжая в ворота княжеского терема, она сразу услышала горестный вой, заполнивший княжеские хоромы:
— Ой, бедное ты мое дитятко! Горе-то, горюшко какое упало на твою головушку… да кто же теперь бедное дитя приголубит, кто пожалеет!.. — причитала тетка, ей вторили бабки.
