— И кому же вы хотите причинить зло?
— Королеве, ибо король не сделает никакого добра, пока жива эта проклятая женщина. Когда королева и ее сын Иоанн умрут, я добьюсь от короля всего, чего желаю, и тогда, брат мой, вспомню всех, кто мне помог. Ваше содействие, — прибавил он, заметив, что монах сделал протестующий жест, — содействие ваше ограничится совсем немногим и никак не сможет подорвать вашу репутацию. Едва будет готова фигура королевы, — причем это дело я беру на себя, — вам останется окрестить ее, произнося все ее имена, как вы крестите младенца. Все подготовлено, подобраны крестный отец и крестная мать. Совершив крещение, мы спрячем фигурку в ларец, подобный этому, и вы забудете обо всем, что здесь происходило, а остальное — дело мое. Что вы на это скажете?
— Скажу, ваша светлость, что для этого вам надобно поискать слугу, менее преданного Богу и королю, или человека более честолюбивого. Сие крещение суть проклятие, но я ни в сердце, ни в мыслях не смог бы предать проклятию королеву, нашу повелительницу. Так вот, я не только откажу вам в своем содействии, ваша милость, но еще и постараюсь уговорить вас не совершать деяние, что вы хотите сотворить, а посему сошлюсь на вашу собственную выгоду — эту веру сильных мира сего. Не подобает столь знатной особе, как вы, посягать с подобным деянием на вашего короля и вашу королеву, коих вам надлежит почитать более всех прочих людей.
— Хорошо, брат мой, — сказал Робер, закрывая ларец. — Значит, это ваше последнее слово?
— Да, ваша светлость.
— Ну что ж, нам придется поискать менее честного человека, нежели вы.
— А мне, ваша светлость, молить Бога, чтобы он отказал вам ради вашего счастья и покоя Франции.
— Но вы не забудете, надеюсь, что поклялись хранить в тайне мою исповедь?
— Когда я переступлю порог этой комнаты, ваша светлость, тайна сия будет покоиться в моем сердце, словно мертвец в могиле.
— Отлично, брат мой. Ступайте, и да ниспошлет Бог мир вашей душе!
Монах подошел к двери; в то мгновение, когда он взялся за ручку, Робер обернулся к нему и сказал:
— В последний раз, брат мой, я прошу вас помочь мне сотворить добро под видом зла.
— Я уже обо всем забыл, ваша светлость, — ответил монах и ушел.
Этой же ночью Робер покинул Париж, не сумев осуществить задуманное им последнее отмщение.
С той ночи и началась для Робера жизнь, которую он вел до приезда ко двору Эдуарда III, и, казалось, она стала прологом того возмездия, что уготовил ему Господь.
Сначала он нашел пристанище у своего двоюродного брата, герцога Брабантского, достаточно могущественного, чтобы оказать ему поддержку; герцог действительно великолепно принял Робера и утешил за все его невзгоды. Но Филипп VI, воспылавший к Роберу ненавистью, которая должна была угаснуть только вместе с жизнью короля, уже обрушился с преследованиями на сыновей Робера Артуа Жака и Робера, заточив их сначала в Немурский замок, потом в замок Гайар д’Андели; король, узнав, что герцог Брабантский приютил кузена, осыпал герцога угрозами, уведомив его, что если он будет держать Робера в своих владениях, то он, король, станет его злейшим врагом и будет вредить ему повсюду. Поэтому герцог не посмел держать у себя графа и тайком переправил его в замок Аржанто, где Робер должен был оставаться до тех пор, пока не выяснится, что же намерен предпринять король.
Однако король, получив известие об этом, устроил так, что король Богемии, епископ Льежский, архиепископ Кёльнский, герцог Герльский, маркиз Юлих, граф де Бар, граф де Лас, сир де Фокемон и другие сеньоры составили коалицию против герцога Брабантского и объявили ему войну, по настойчивому требованию Филиппа VI опустошая, грабя и предавая огню его землю.
Чтобы герцог не заблуждался насчет причины этого нападения, Филипп послал против него своего коннетабля графа д’Э с большим войском. Граф Вильгельм Геннегауский пообещал вмешаться в это дело, отправив к королю Франции свою жену, сестру короля Филиппа, и своего брата, сеньора де Бомона, чтобы добиться перемирия между королем и герцогом Брабантским. Филипп был в ярости, но пошел на это перемирие, правда с тем условием, что в день, им самим назначенный, графа Артуа не будет во владениях герцога Брабантского. Герцог был вынужден на это согласиться, и Робер снова отправился в путь в поисках пристанища и покровителя.
Так он прибыл к графу Намюрскому; тот принял его столь же любезно, как и герцог Брабантский. Но Филипп был неумолим в своей ненависти и тотчас отправил гонца к Адольфу Ламарку, епископу Льежскому, требуя от него объявить войну и разгромить графа, если тот как можно скорее не удалит Робера от себя.
«Этот епископ, очень любивший короля Франции и соседей своих, — пишет Фруассар, — дал знать об этом молодому графу Намюрскому, и тот выгнал родного дядю, мессира Робера Артуа, из своей страны и со своей земли».
Тогда, затравленный, словно дикий зверь, и убежденный, что не найти ему во Франции уголка, где бы его не настиг Филипп, Робер Артуа, в чьем сердце эти преследования лишь сильнее укрепляли жажду мести, переоделся торговцем, пробрался в Англию и явился просить у Эдуарда III покровительства, в котором, как он был совершенно уверен, король не только ему не откажет, но и предоставит его от всей души.
Мы уже знаем, что Робер не ошибся и в обмен на оказанное ему гостеприимство заставил короля Англии дать над цаплей тот страшный обет, который прежде всего позволит отомстить за графа и нанести Франции одну из тех ран, что заживают лишь через столетия.
Теперь, когда мы изложили — наверно, слишком подробно — первопричину этой долгой войны, посмотрим, смогла ли Франция в том положении, в каком находилась, ее выдержать и было ли благоразумным со стороны Филиппа VI проявлять несправедливость к своему зятю.
Итак, Эдуард III вновь заявил свои притязания на корону Франции, и мы находим в хрониках Сен-Дени отправленное им Филиппу VI письмо; оно будет не лишено интереса для читателя. Вот оно:
«От Эдуарда, короля Франции и Англии,
сеньора Ирландии.
Ваше Величество Филипп де Валуа, уже давно через послов своих и многими другими способами мы добивались от Вас, чтобы Вы признали нашу правоту и вернули нам наше наследственное право на королевство Франции, которым Вы надолго завладели силой. И поскольку мы прекрасно понимаем, что Вы намерены упорствовать в своей неправоте, не признавая правоты нашей, мы вступили на землю Фландрии как суверенный сеньор названной земли и извещаем Вас, что совершили это с помощью Господа нашего Иисуса Христа».
