— Полагаю, что старик имеет прямое отношение к наследию Мастера, поэтому он так болезненно переживает. Если бы у него была корыстная заинтересованность, то такие дорогие предметы, как пистоли в золотой и серебряной оправе, он бы не сдал государству. А вы, любезный Борис Алексеевич, никогда не узнали бы об этой находке.
— А Николай Серов, который слышал о секретах старика и на допросе признался в этом? — произнес Воронцов.
— Без наглядного подтверждения, то есть находки, это были бы лишь пустые слова, — ответила она.
— Возможно, вы и правы. Да, кстати, через неделю я уезжаю в Москву на конференцию, посвященную неразгаданной тайне тунгусского метеорита. На днях получил письмо с приглашением.
— Зачем вам это нужно? — осведомилась женщина.
— Там будут представители из Германии. Надеюсь познакомиться со сведущими людьми. Может быть, кто-то слышал о загадочной капсуле. Ведь ее следы тянутся из Германии.
— С трудом в это верится. И тем не менее пожелаю вам успехов.
* * *
На следующий день утро выдалось хмурое. С севера набежали тучи и закрыли все небо до горизонта. Пошел дождь.
«Даже природа плачет, провожая меня в дорогу», — подумал Генрих.
Он посмотрел на небо, потом на луг, на речку, на дом — все было родное, с детства знакомое. Здесь он провел всю свою жизнь, и на душе у него стало тревожно. Он глубоко вздохнул и произнес:
— Все! Прошла юность. Когда еще придется сюда вернуться?
Карл Робертович вызвался проводить внука до станции. На душе появилось волнение, и, еле сдерживая себя от нахлынувших чувств, Генрих запрыгнул в бричку и, обращаясь к деду, громко воскликнул:
— Поехали!
Старик дернул за уздечку, и бричка не торопясь покатила со двора. Лошадь уныло плелась по дороге, как будто понимая долгое расставание с хозяйским внуком. Генрих попросил деда свернуть к знакомой усадьбе. Подъехав к месту, Генрих вошел в избу. Анна сидела на кровати и вязала. Увидев Генриха, она произнесла:
— Значит, уезжаешь?
— Да, Анна, расставание неизбежно, но мы обязательно встретимся.
— Когда? — спросила она.
— Не знаю, может быть, через три года, а может быть и раньше.
Подумав немного, он добавил:
— Ты будешь мне писать?
— Конечно, буду! — тихо всхлипывая, произнесла она.
Генрих обнял ее. Нежные чувства переполняли его.
Карл Робертович ждал и, с беспокойством покуривая, поглядывал на часы. Время бежало быстро. Табачок был хорошего качества, и от этого он получал удовольствие. В его памяти вдруг всплыли далекие годы, когда вот так же он провожал в Германию свою дочь с внуком, и с тех пор минуло уже много лет. Раньше дочь писала, но, когда в четырнадцатом году война началась, письма перестали приходить по понятным причинам. Что с ними сейчас, старик не знал.
«Теперь увидеть их уже не доведется», — с сожалением подумал он.
Прошло еще несколько минут, время поджимало.
— Долго, долго прощаешься, внучек, опаздываем на поезд, — нервно изрек старик.
Наконец, раскрасневшийся Генрих выбежал из дома, запрыгнул в бричку, и лошадь побежала рысцой. Весь путь следования дед с внуком молчали. Быстро преодолев оставшееся расстояние, они въехали в город и доехали до вокзала. Паровоз стоял под парами, как будто специально дожидаясь своего последнего пассажира.
— Давай прощаться, Генрих.
Дед смотрел на внука, и на глаза его навернулись слезы. Он обнял внука и произнес:
— Наш род с екатерининских времен Российскому Отечеству верой и правдой служил, и ты не подведи. Да хранит тебя Бог. Прощай!
Паровоз дернул состав и медленно потянул его всей своей мощью. Старик с грустью смотрел вслед уходящему поезду. Уже последний вагон скрылся за горизонтом, а он все стоял и смотрел вдаль.
* * *
В Москву на научную конференцию съехались со всего Советского Союза именитые ученые, занимающиеся разгадкой необычных явлений, происходящих на Земле. Были там и несколько делегатов из Германии. Выступающих было много, и лишь в конце дня Воронцову удалось выйти на трибуну с кратким объявлением, где он упомянул о капсуле. После выступления к нему обратилась немка зрелого возраста:
— Борис Алексеевич, мое имя Мария Ориск. Я из Берлина. Меня заинтересовала эта история.
— Я очень рад, что интерес к капсуле существует не только у нас, но и в Германии.
— Дело в том, что я слышала раньше эту историю об оружейном Мастере Фрице Биче. Два столетия назад эта капсула принадлежала одной влиятельной и богатой семье в Ксантене. Фриц учился у них оружейному мастерству. Войдя к ним в доверие, он украл капсулу и покинул Германию. После прочтения вашей статьи в научном журнале я узнала, что ее следы ведут в Новосаратовку. Я, собственно, приехала на эту конференцию только по этой причине, рассчитывая на нашу встречу.
— Теперь я понимаю, что письмо с приглашением на конференцию я получил при вашем содействии.
— Да, через нашего посла я просила организаторов конференции, чтобы мне помогли вас разыскать.
— Так что вы хотите? — спросил Воронцов.
— Я хочу, чтобы историческая справедливость восторжествовала.
— Значит, вы хотите вернуть капсулу настоящим владельцам.
— Потомки тех предков просили меня выполнить их просьбу.
— Я вам ничего не обещаю, поскольку нет документальных доказательств ее принадлежности вашим друзьям. А у нас имеются документы, которые подтверждают, что владельцем капсулы был все таки Мастер Фриц Бич.
— У нас есть другие доказательства.
— В таком случае прошу их предъявить.
— Их предъявить невозможно, это тайна нашего правительства.
— В таком случае помочь ничем не смогу.
— Может быть, будет достаточно, если вы встретитесь с моим супругом?
В этот момент к ним подошел полноватый пожилой мужчина с залысиной на голове. Воронцов смотрел на него, и ему показалось, что этого человека он уже видел раньше.
— Меня зовут Вернер Лист. Неужели вы меня забыли? Помните Берлин двадцать пять лет назад и старинную рукопись с чертежами, которую я у вас купил за хорошую сумму. В то время мы с вами часто общались и даже были друзьями, а потом вы куда то пропали.
— Да, я вспомнил вас. Эти чертежи я никогда бы вам не продал, если бы не нуждался в деньгах, но все равно эти деньги не спасли мою жену — она умерла и похоронена в Берлине, а вскоре я покинул Германию.
— Конечно, жаль ее. Она была очень красивая.
— А вы, профессор, по-прежнему занимаетесь этим делом.
— Да, Борис Алексеевич, эти чертежи стали делом всей моей жизни.
— И моей жизни тоже, — с грустью вымолвил Воронцов.
