– Скажи, братец, – спросил, опустошив кружку, Бэнсон, – а как зовут дочь хозяина?
– Какую дочь? – удивился служка.
– Которую он замуж выдаёт за богатого человека.
– Что вы, добрые господа. У него никогда никакой дочери не было! Ещё пива принести? Сейчас сделаю!
Выпалил и умчался.
– Стэнток! – быстро сказал Бэнсон. – Бежим через кухню. Коней бросаем…
Минуты на две хотя бы пораньше – да, можно было уйти. Но метнулась куда-то Фортуна по своим неисповедимым делам, не льнула больше, обнимая счастливца, и не светили счастливцу её шалые чудесные глазки.
С треском разлетелось оконное стекло и в комнату просунулось длинное рыло мушкета. В ту же секунду – второй мушкет, во второе окно. И, громко топая сапогами, выбежали из входа в кухню ещё трое: солдаты английской армии, в форме, и выставили на единственных посетителей харчевни ещё три мушкета. И немедленно вслед за ними с пистолетом в руке вошёл офицер.
Офицер вошёл. И, пригнувшись и заискивающе глядя ему в лицо, сбоку просеменил хозяин харчевни.
– Показывай, – приказа ему офицер.
Тот с готовностью выхватил из кармана сложенный вчетверо лист. Офицер подошёл к столу, сдвинул остатки гуся. Развернул и расправил на столешнице лист.
«ПО ПРОЗВИЩУ ЗМЕЙ» – прочитали Бэнсон и Стэнток. – «Высокий и очень сильный. Голова бритая. На правой щеке круглый шрам. Опасный бандит. Тому, кто поможет в аресте – 5 фунтов». И – почти на весь лист – портрет Бэнсона, очень и очень похожий.
– Весь Плимут неделю назад был такими листами обклеен, – торопливо пояснила красная рожа. – Все, считай, горожане поснимали и при себе носят!
– Ты? – спросил офицер Бэнсона.
– Я, братец, – кивнул тот, и добавил, взглянув на владельца харчевни: – Вот глупец. Получишь за свою подлость от силы шиллинг. А если бы продал этот лист мне, получил бы двадцать пять золотых.
– Как это – шиллинг? – взвизгнула рожа. – Написано – пять фунтов!
– О, ты читать умеешь, – сказал с иронией Бэнсон. – Вот ведь, написано: «Тому, кто поможет в аресте». А в нём помогают – сам убедись – и эти вот нищие солдаты, и этот вот доблестный офицер, и, конечно, его не менее доблестный командир, отдавший распоряжение. Шиллинг, не больше. Глупец жадный.
– На стол всё из карманов! – приказал офицер.
Мушкеты разом придвинулись ближе. На стол, закрывая лист, легли пара пистолетов, пара ножей, шёлковый офицерский платок и небольшой монетный мешочек. Бэнсон для наглядности распустил шнур и высыпал между пистолетами золото.
– Двадцать пять фунтов, – быстро сосчитал офицер. – И, ссыпая золото в мешочек и пряча в карман, добавил: – До выяснения обстоятельств.
– Мучайся теперь до конца жизни, – сказал Бэнсон владельцу харчевни.
Быстрым шагом, под весьма солидным конвоем арестованных привели в казармы. Здесь у входа на плац сопровождавшую конвой толпу зевак штыками оттеснил караул.
– Это было одним из моих сильнейших желаний, – шёпотом сказал человек в этой толпе своему приятелю, – увидеть ещё раз убийцу нашего Крошки.
– Теперь известно, где он, – так же шёпотом тот ответил ему, – и что никуда уж не денется. Джек будет доволен.
Содержали и кормили Бэнсона и Стэнтока вполне сносно. И через два дня в казарменную арестантскую вошли люди. Арестованные поднялись с лежанки.
– Да, это они, – очень знакомым голосом сказал один из пришедших. – И властно добавил: – Уйдите все!
Оставшись наедине с машиной убийства, смело подошёл и кивнул Бэнсону.
– Привет, Змей.
– Привет, Дюк.
Потом так же кивнул Стэнтоку. Сел на лежанку напротив, и сделал жест сесть арестованным. Бэнсон и Стэнток сели.
– Со мной королевский прокурор, – сообщил Дюк. – Расследование проведёт быстро и качественно. Виселицу уже ставят. Ты, Змей, человек редкий, и, говоря по совести, мне тебя жаль. Но ты убил благородного сэра. Поэтому дни свои закончишь в петле.
– Справедливо, – согласно наклонил голову Бэнсон.
– Я хочу сделать тебе предложение, и, думаю, ты согласишься.
– Готов слушать, – снова наклонил голову Змей.
– Я отпущу Стэнтока, как будто второго арестанта и не было. У него ведь семья, верно? Вы сейчас обговорите условный знак, который он напишет в письме, которое передаст моему человеку, как только будет в полной безопасности. Мой человек привезёт это письмо сюда. Ты прочитаешь его и убедишься, что с ним всё в порядке. Тогда ты полностью признаешься прокурору в убийстве Монтгомери. Это первое. И ничего не скажешь прокурору о моих делах с черепами. Это второе. Советуйтесь.
Встал и вышел.
– Отличное предложение, – довольным голосом сказал Бэнсон. – А я и не предполагал, что вот так просто удастся сообщить Серым братьям о казначействе и о Сове.
– Приказывай, что делать, – тихо ответил Стэнток.
– Потребуй назад наши двадцать пять фунтов. Потребуй наших коней. Бери этого сопровождающего и скачите в Бристоль.
– В Бристоль?
– Да. К Томасу. Всё расскажешь ему. Напишешь письмо, отдашь его человеку Дюка. И переправь свою семью в замок Томаса. Там будет самое безопасное для вас место.
– А как ты?
– Я уже послал Алис своё предсмертное прощание. И с радостью встречусь с мастером Альбой.
– Но Томас должен ведь что-то сделать, чтобы тебя спасти?
– Мы не успели нанять армию, – качнул головой Бэнсон. – А значит – мы ничего не успели. Дюк пригонит сюда столько солдат, что о любых действиях по освобождению можно забыть. И времени даст – только чтобы проскакать в Бристоль и обратно. Последняя просьба: пусть Том заплатит, сколько потребуется, и тело моё перевезёт в Бристоль. Чтобы Алис и мой сын знали, где моя могила.
– Сделаем всё, что в будет в человеческих силах. Что написать в письме, в виде знака, что я в безопасности?
– Одну строку напиши: «Алис и Томик благополучны».
Громко ступая, вошёл Дюк. Прошёл, сел на лежанку. Взглянул.
– Я согласен, – сказал ему Бэнсон.
– Другого не ждал, – кивнул ему чёрный коллекционер.
– Сколько дней дашь, чтобы Стэнток добрался до надёжного места?
– А сколько ему нужно?
– Столько, чтобы проскакать с твоим гонцом до Бристоля и гонцу вернуться обратно.
– Столько – дам. Но ни дня больше.
– Верни Стэнтоку наших коней и наши деньги.
– Двадцать пять фунтов? Я вычту из них то, что потратил на художника, гравёра, типографию, расклейщиков, – и то, что будет в остатке, верну.
Тогда Стэнток, крепко обняв Бэнсона, вышел. И вышел Дюк.
Через неполный час, на двух конях, имея двух запасных, взяли путь на Бристоль – Стэнток и посыльный Дюка. И Бэнсон был бы прав, что времени на какие-то действия по его освобождению не будет ни минуты, если бы в этот самый час не ввалился ко мне в каминный зал измученный, с воспалёнными от безсонницы глазами Джек новоявленный Сиденгам, и не прохрипел, валясь у двери, набрасывая бледность на лица сидящих за столом женщин:
