Ричард направился к шатру Беренгарии, но в последний момент повернул. Он знал, что жена не станет корить его, не станет даже упрашивать передумать, но ее карие глаза будут излучать смущение и глубокое разочарование. Сестра представляла более надежную гавань, и король зашагал к ее палатке.
— Я объявил им, — резко сказал он. — И теперь они определяют, каким станет их будущее после моего отъезда.
Ричард явно пребывал не в настроении для беседы, поэтому Джоанна не стала расспрашивать дальше. Подозвав одного из своих рыцарей, она отдала ему вполголоса приказ, не сводя глаз с брата, сидевшего, сгорбившись, на ее постели и рассеянно гладящего сицилийскую борзую, примостившуюся рядом с ним. Рыцарь вскоре вернулся и принес из королевского шатра музыкальный инструмент.
— Вот, займи себя этим, — промолвила Джоанна.
Ричард наигрывал меланхолическую мелодию, когда вошел Генрих и устроился на стуле.
— Что это? — спросил он. — Не лютня?
— Это называется уд. Аль-Адиль подарил мне его, когда я выразил интерес к сарацинской музыке.
Генрих наклонился, чтобы получше рассмотреть.
— Ты не дергаешь струны пальцами, как на арфе?
Ричард пояснил, что тут используется перо. Голова его склонялась над удом, лица не было видно, и граф смотрел некоторое время, не зная, чем лучше помочь дяде: молчанием, сочувствием или честностью. И наконец сделал выбор в пользу последней.
— Ты знаешь, что они выберут Конрада?
— Знаю.
— И... и все же смирился с этим?
Ричард слегка пожал плечами.
— Ты недавно напомнил мне, что Ги — в лучшем случае марионеточный король, не имеющий шансов выжить без моей поддержки. Поскольку я не знаю, сколько еще пробуду в Утремере, это обстоятельство нельзя долее не замечать.
— Верное решение, дядя.
— Только время покажет. Но в сравнении с другим выбором, который мне предстоит, этот покажется относительно пустяковым.
— Лузиньяны, разумеется, не воспримут это хорошо.
— Да уж, полагаю, что так, — согласился Ричард.
Больше он ничего не сказал, и Генрих решил не настаивать. Ему хотелось знать о том, какое решение примет король, ведь оно затронет всех. Впрочем, он не был уверен, что сам дядя знает ответ, по крайней мере сейчас.
Лорды-пулены решили судьбу своего государства с поразительной быстротой — менее чем через час два великих магистра, Гуго Тивериадский и его младший брат, были препровождены в шатер Джоанны.
— Мы посовещались, милорд Ричард, и пришли к общему мнению, исключая Онфруа де Торона и Лузиньянов. Мы хотим, чтобы нашим королем был Конрад Монферратский.
— Этого я и ожидал, — кивнул Ричард.
— И ты согласишься с нашим решением?
— Я ведь уже это сказал, не так ли?
— Именно, монсеньор. — Гуго Тивериадский замялся. — Как тебе известно, я не друг Конраду. Но с учетом обстоятельств, это единственный выбор, какой мы могли сделать.
Ричард снова кивнул, и делегация вышла. Облегчение посланцев было слишком очевидно, и Генриху подумалось, что Конраду предстоит начать свое правление с одним большим преимуществом перед Гуго — опираясь на единодушие в королевстве. Король снова взял уд и мотнул головой, давая понять, что не намерен ничего обсуждать дальше. Генрих уловил намек, но не успел уйти, как в шатер ворвался Ги де Лузиньян, сопровождаемый братьями Жоффруа и Амори.
— Как могло такое случиться? Как мог ты бросить нас?
— Ги, я сделал для вас все, что мог. Но не в моих силах изменить факт, что ни один из пуленов не желает видеть тебя королем. И я вовсе не собираюсь «бросать» тебя.
— Что? Ты назначишь мне жалованье? Я не один из твоих рыцарей, чтобы жить на плату или на пенсион, раз от меня нет больше проку. Я — миропомазанный король!
— Нет, ты бывший король, — поправил его Ричард. — Но я имею в виду нечто большее, чем жалованье. Я не могу дать тебе королевство Иерусалимское. Зато могу дать Кипр.
У Лузиньяна отвисла челюсть.
— Кипр? Но ты ведь продал его тамплиерам!
— Слышал о восстании в Никосии на Пасху? Так вот, Робер де Сабль сказал, что, по его мнению, остров для тамплиеров скорее обуза, чем приобретение. Они в свое время согласились дать мне за него сто тысяч безантов, и на данный момент уплатили сорок тысяч. Если вернешь им эти сорок тысяч, Кипр твой.
Братья Ги навострили уши, и глаза их засверкали тем хищным блеском, который Генрих наблюдал в зрачках сокола, заметившего добычу. Но сам Ги испытывал более противоречивые чувства, на лице его отражались равно заинтересованность и сомнение.
— Я не смогу наскрести сто тысяч безантов, — заметил он наконец, вызвав тем самым презрительные улыбки Жоффруа и Амори.
— Если сумеешь возместить сорок тысяч тамплиерам, этого будет достаточно.
Предложение было столь щедрым, что Амори и Жоффруа рассыпались перед Ричардом в благодарностях. Восторг Ги не выражался так бурно.
— Спасибо, монсеньор, — произнес он. — Но просто это...
Тут с его губ сорвался странный возглас вроде «уф». Генрих сообразил, что Амори от души сунул брату локтем под ребра. Но тот отказывался замолчать и гневно глянул на обидчика, потом посмотрел Ричарду прямо в глаза.
— Я ценю твою доброту, честное слово. Просто мне трудно... трудно принять, что Конрад победил. Это ведь последний человек во всем христианском мире, достойный носить корону, сир! Он лжив, подл, эгоистичен, надменен и неблагодарен. Да, неблагодарен! Известно тебе, что однажды я спас ему жизнь? Во время осады Акры под ним убили коня, и я пришел к нему на помощь. Я, человек, которого он предал!
На этот раз подступили оба брата, прервав поток излияний Ги еще более цветистыми выражениями благодарности, и практически вытащили Ги вон из опасения, что Ричард может в последний момент передумать. Как только они ушли, Генрих улыбнулся:
— Ловко проделано, дядя. Ты не только умиротворил Ги, но и дал его задиристым братцам причину оставаться подальше от Пуату!
— Только не Жоффруа. Насколько мне известно, он намерен отречься от титула владетеля Яффы и отправиться домой как только закончится война. Но при некоторой удаче Амори может вместе с Ги пустить корни на Кипре. Если, конечно, они не наделают ошибок, как это случилось с тамплиерами.
Джоанна с огромным интересом наблюдала за сценой с Лузиньянами.
— Ты вправе гордиться собой сегодня, — сказала она, нежно сжав плечо брата. — Теперь ты можешь отправиться домой с легким сердцем, оставив Утремер в руках способного государя. — Джоанна наморщила нос и добавила: — Не слишком приятного, но как раз такого, какой им нужен.
Ричард склонил голову. Потом взял уд и посмотрел на племянника.
— Ты будешь тем, кто принесет Конраду весть, что он получил свою треклятую корону.
— Отправлюсь поутру. — Генрих подумал, что это будет приятная миссия, потому как всегда хорошо выступать в роли носителя хороших вестей, а в Тире начнутся ликования и праздники, перед которыми померкнут рождественские и пасхальные увеселения. — Раз Конрад становится королем, прочие пулены присоединятся к нам, дядя. Быть может, маркиз даже французов подвигнет снова вступить в бой.
— Рассчитываю на это, — отозвался Ричард. — Отныне это королевство Конрада, ему его и защищать. А затем, с Божьей помощью, я отправлюсь домой.
ГЛАВА XIII. Акра, Утремер
Апрель 1192 г.
Задержавшись на пару дней в Тире, чтобы повеселиться на празднествах, Генрих и его делегация отплыли в Акру, чтобы подготовить почву для грядущей коронации Конрада и Изабеллы. Там их тоже встретили как героев — так велико было облегчение пуленов при вести, что их бразды правления их королевством перейдут после отъезда Ричарда в надежные руки. К концу недели Генрих и его рыцари планировали выехать в Аскалон, поскольку сгорали от нетерпения принести Ричарду добрые вести о переменах: полученном от нового государя Утремера обещании выступить вскоре с войском на юг на соединение с королем английским. Но в тот вечер среды в их честь был устроен роскошный пир, и они с охотой предались удовольствиям, удобствам и грехам, которые предлагала Акра, спеша сполна насладиться ими до возвращения к жестоким реалиям войны.
