— Браво! Ваша сообразительность восхищает. Гинар будет рад узнать, что его ружье столь великолепно проявило себя в Риу-Гранди-ду-Сул.
— А кто такой месье Гинар?
— Мой верный друг, один из лучших знакомых мне стрелков. За свою жизнь он завоевал не знаю уж сколько призов на всевозможных европейских соревнованиях.
— Молодец ваш друг. Хорошо бы, он дал мне несколько уроков. Где он живет?
— Вернувшись в Париж, посетим вместе магазин по адресу: авеню Опера, восемь. Вы будете желанным гостем.
— Какой магазин?
— А, забыл вам сказать, ружья подобного типа выпускает лондонская фирма «Гринер», единственным представителем которой в Париже и является месье Гинар. Именно он вручил мне это ружье и заверил, что оно способно творить чудеса.
— Заверения оправдались.
— Сейчас я положу ружье в футляр, и оно будет ждать случая… А пока в дорогу! Гаучо вряд ли откажутся от попыток схватить нас. Необходимо уйти от них подальше. Кто знает, что нас ждет впереди?
— Месье Буало, еще один вопрос. Вы упомянули авеню Опера. Она уже проложена?
— А! Вот вы о чем! Когда же вы уехали? Эта превосходная улица протянулась от Французского Театра до площади Оперы. На ней установили систему электрического освещения, и вечером улица потрясающе эффектна.
— Да, много времени прошло, как я уехал… — меланхолично заключил гамен. — Вероятно, Париж сильно изменился!
— В седло, рысью марш!
«Тропилья» ринулась как молния, и животные с развевающимися на ветру гривами, раздувающимися ноздрями понеслись в высокие травы пампы.
Фрике охватило отчаяние.
— Приходится бросать бедного малыша… оставлять у работорговцев… Как он, бедный, страдает!
— Сейчас, — сказал Буало, — наша жизнь зависит от скорости передвижения. Поверьте, мой друг, я возмущен не меньше вашего… но делать нечего.
— Люди из саладеро непременно захотят отомстить нам за убитых.
— Более того, их привлекает мое оружие. Они сделают все, чтобы его заполучить. О нас уже сообщили всей округе, не пройдет и двенадцати часов, как в новой погоне будут участвовать все демоны пампы.
— Неужели! Через двенадцать часов?
— Безусловно. Они будут преследовать без отдыха днем и ночью, не сбиваясь со следа, ибо являются непревзойденными следопытами.
— Разве можно найти след здесь, среди трав, на разбитых копытами тропах, по рытвинам и ухабам?
— Без сомнения.
— Так куда же мы направимся?
— На северо-запад. Необходимо как можно быстрее попасть в какой-нибудь город; ну, а там — посмотрим.
— Какой из них, по вашему мнению, ближе?
— Полагаю, Санта-Фе-де-Борха.
— Он далеко отсюда?
— По прямой примерно сто двадцать пять лье.
— Черт! Сто двадцать пять лье на лошадке для матроса… о-ля-ля! Да я протру штаны…
— Не бойтесь, выдержите.
— Вы так полагаете?
— Без преувеличения. Не скажу, что вы в седле выглядите элегантно, но сидите крепко. А это самое главное.
— Что ж, элегантным я стану со временем. И все же, месье Буало, даже если лошади будут лететь как птицы, то вряд ли они сумеют покрыть сто двадцать пять лье.
— Это займет дней семь. Хорошо бы, еще меньше… Да, кстати, на пути есть маленький городок Казовейра на берегу Риу-Пардо: если дорогу направо не перекроют наши враги, которые, несомненно, догадываются о наших планах, то мы сможем уйти от преследования.
Буало и Фрике остановились. Животные же «тропильи» принялись жадно щипать траву.
Молодой человек вынул из одного из многочисленных карманов какой-то квадрат: это оказалась наклеенная на холст великолепная карта Южной Америки.
Буало определил по карте их местонахождение профессионально точно, подобно начальнику генерального штаба, а затем с помощью компаса проложил маршрут. Закончив, прищелкнул языком и произнес довольным голосом:
— Вперед!
— А как же нам удастся добраться по земле до этой точки на карте? — спросил Фрике.
— Что вас смущает?
— У нас нет ни приборов, которые имеются у капитана корабля, ни метода счисления с их помощью.
— Сейчас объясню. Я кое-что знаю о пройденном пути, рассчитав его, исходя из средней скорости движения. Думаю, что место нашего пребывания определено достаточно верно. Компас указывает только направление. Карта же безошибочно обозначает местность.
— Знания — вещь хорошая, — мечтательно продолжал гамен. — Если бы я был один, обязательно запутался бы. Когда попаду во Францию, то, уверяю вас, начну усердно учиться.
— И поступите правильно, мой юный товарищ. Постараюсь помочь, чем только смогу.
Часы летели. Бег лошадей по бесконечной пампе оставался достаточно быстрым.
— Мы находимся в самом настоящем «кемпе», — нарушил Буало долгое молчание.
— Какой же это «кемп» — лагерь? Интересный лагерь, где есть только травы, но нет ни палаток, ни солдат.
— Мальчик! Не надо каламбуров: на двадцать девятой широте они опасны. Сейчас расскажу, в чем дело. Название «кемп» или «камп» дали англичане, а за ними так стали называть территории за пределами городов все европейцы, населяющие Южную Америку. «Камп» — это усеченное испанское слово «кампо», что значит поле.
— Не хочу спорить, но я вовсе не собирался угощать вас каламбурами дурного свойства.
— Это просто шутка. И потом из этого слова получилось «пампа», и именно это название стало общепринятым. Черт возьми, те, кто путешествует сидя дома, становятся, как вы убедитесь, самыми веселыми шутниками… Представьте себе, перед тем как отправиться в путешествие, я прочел серию книжонок, вышедших из-под пера весьма плодовитых выдумщиков, выезжавших не далее колокольни Сен-Клу. Подумать только! Я принимал все это за чистую монету, в то время как каждый из этих писак врал словно сивый мерин!
— Правда? А я-то, как маленький, верю любому печатному слову.
— Черт, как я попал впросак со всей этой ерундой… и с тех пор затаил злобу на товарищей по профессии, парижских писателей. Так вот, они уверяют, что пампа плоска, как гигантское озеро, что глаз видит одни только травы… сплошные травы… скорее даже не разные травы, а один только вид — gynerium argenteum. Знаете, такое крупное растение, тонкий, гибкий стебель которого заканчивается шелковистой метелкой.
— Да, я видел… возле деревенских домов в окрестностях Парижа.
— Но там оно попадается нечасто, а кое-где растет в огромных количествах; «корладера» — таково местное название этого растения. А вот травяной газон, невысокий, густой, сверкающий, на нем едва пропечатываются копыта наших лошадей. Вот огромные, поражающие взгляд шары местного перекати-поля. Кустики диких артишоков, степная крапива, юкка, алоэ, кактусы… Что еще?.. Вот сверкающие ковры пурпурного или малинового цвета, сотканные миллионами стеблей пахучей вербены…
