Все же такие деньги. Бывало, и за меньшее убивали.
Хорошо, если после взлома шифра просто оставят сидеть в бункере, — думал Геноссе.
Егор выглядел уверенным, но какой-то червячок грыз изнутри: а что если программа Геноссе код не сломает? Где гарантия вообще, что программа что-то делает, кроме того, что выводит на экран уйму букв? А ведь компьютер помнит все, что в него вводят. И этот подозрительный модем, пусть и выключенный в данный момент. Может, за стенами бункера уже ждут команды люди, чтоб его схватить. Конечно, можно забаррикадироваться, но что толку-то?.. Он все равно в розыске — всякий имеет право его схватить или убить при оказании сопротивления.
Пожалуй, самым спокойным был Антон. Его бы, наверное, даже обрадовало, если бы все закончилось здесь и сейчас. Он бы тогда вернулся в общежитие, начал бы ходить на занятия. А если же эта коробка вскроет код, то это еще минимум неделя поездок. В клад он не верил, а к поездкам относился просто как к приключению.
Для людей, которым иногда не везет, придумали термин «черный день». Для тех, у кого невезение превращается в тенденцию, есть понятие «черная полоса». Если бы Антон попробовал охарактеризовать в этом направлении свое бытие, на ум бы, вероятно, пришло словосочетание «черная жизнь». Ну не везет ему постоянно — что с того, вешаться?..
Часа в четыре вечера Геноссе что-то заметил:
— Кажется, похоже.
Но мгновением позже экран засыпало иными вариантами дешифровки.
Когда программа закончила работу, за стенами бункера уже садилось солнце.
Строк с результатами было достаточно много, возле каждой стоял какой-то процент. Еще секунду заняла сортировка, и…
— Оно… Наибольший коэффициент совпадения. Машина армейская, коммутационная панель не использовалась. Рефлектор тип — «С», колеса — «три», «пять» и «два». Ключ «MAS». Насчет ключа он мог бы что-то сложней придумать.
— В смысле?
— Ваш итальянец принадлежал, вероятно, к боевым пловцам. А для конспирации она называлась десятой флотилией моторных катеров, на итальянском 10 «MAS».
— Показывай, что получилось…
— Одну минутку.
Но Геноссе соврал. Весь процесс у него занял никак не больше пятнадцати секунд.
На мониторе появились строки:
DerFr iedho fzwis chend emFlu ssund derHu gelne benXB atavs kXYYO stlic hvond esHau sdesW achte rsdie Reihe funfd asGra bsieb enYYX
— А, по-моему, это просто набор букв, — заметил Антон.
— Почтальон, я тебя придушу. И суд меня оправдает. У немцев на шифромашине не было пробела. А фразу разбивали по пять символов. Вместо точки они ставили «YY».
Последнее «X» — это знак конца сообщения, аналог нашего «СК» — «связь кончаю». «Х» в тексте использовался так же как запятая или кавычки. То есть, если перебрать текст как следует, то получится…
Геноссе застучал по клавиатуре. Чуть ниже пятиграмм стал появляться текст:
Der Friedhof zwischen dem Fluss und der Hugel neben «Batavsk». Ostlich von des Haus des Wachters die Reihe funf das Grab sieben.
— Вообще-то, — продолжал Геноссе, — использование Der, да еще в начале сообщения — это криптоошибка, сообщение становится более уязвимо. Хотя то же самое можно сказать о последних трех знаках: «YYX». Так же, по правилам названия иностранных городов надлежало повторить дважды, то есть вместо XBatavskX должно быть XBatavskXBatavskX.
— Стало быть, Батавск, — задумчиво проговорил Егор.
— Батайск? Это где? Кажется, Ростовская область, — оживился Антон.
— Батавск, мой друг, Батавск. Крым, чего-то семь и пять…
Запустили переводчик. Получилось: «Кладбище между рекой и холмом возле Батавска. От дома сторожа на восток пятый ряд седьмая могила».
Егор вскинул вверх руку с двумя пальцами — «виктория», «победа». Но поднял их не к потолку, а на уровень головы. Дескать, прорвались, но расслабляться пока рано.
Он похлопал по плечу Геноссе, и дал ему знак: освободи место. Генносе не стал возражать. Егор сел за компьютер. Нажал мышкой по иконке с серой буквой «E» — «Enigma». Запустилась программа.
— Как говоришь, твоя программа работает?
— Она не моя. Я ее качал из Европы.
— Стоит она у тебя на компьютере, значит твоя. Показывай.
Геноссе отобрал мышку из рук Егора. Нажал на панель симулятора — открылись ее внутренности. Он нажал на крайний справа барабан, на нем появилась буква «С». Затем поставил за ним колеса — под ними значились латинские «III», «V» и «II».
— Армейский шифровальщик располагал трехроторной машиной. Мог выбрать из пяти шифроколес и двух рефлекторов… — пояснил он свои действия.
Затем вернулся на основную панель шифромашины. В трех окошках выставил ключ — «MAS», набрал «Der». Последовательно зажглись лампочки L, M и опять L…
— Что, не веришь мне? — возмутился Геноссе.
— Не в том дело…
— А в чем?
— Потом расскажу.
С полчаса Егор вспоминал номер. Казалось, ему это не удастся. С этого номера ему звонили два раза, и он не стал даже заносить его в адресную книжку. Затем два раза звонил сам, выбрав нужную последовательность цифр из списка последних звонков.
Но удивительно — номер удалось вспомнить. В трубке послышался зуммер, затем — нужный голос:
— Слушаю…
— И я тоже слушаю…
— Егор, ты?.. Жив?..
— Ага…
— Многие говорили, что ты и твой сотоварищ пошли на производство метана в болоте. Но ты не поверишь, я ждал твоего звонка.
— Я верю…
Немного помолчали.
— Ты где? — наконец спросил Игорь.
Егор не стал врать.
— В Сырборске. А ты где?
— В самолете на Москву. Не хочешь, встретиться в столице? Попьем пивка. Я могу поговорить с начальством, тебя примут на работу в нашу организацию.
— Я не хочу…
— Хозяин — барин. Но лучше, скажи — ты ведь ничего не нарыл?..
— Нет.
— И отчего звонишь? По делу или соскучился, и поговорить не с кем.
— По делу…
Игорь напрягся:
— Я слушаю.
— Вам все еще нужен мой кусок?..
— Было бы неплохо… Что ты хочешь за него? Если требования в пределах разумного — даю слово…
— Ты знаешь… Я не верю в ваше слово. В данном контексте «честное слово» — красивая метафора, не имеющая ничего общего с реальностью…
— В прошлом случае, на базаре, я не давал тебе слова.
Егор задумался и вспомнил — действительно, никаких гарантий он не получал. Но все равно — в силе слов он сомневался.
— Я попрошу немного, но попрошу авансом, — заговорил Егор.
— В таком случае вопрос о честности поставлю уже я.
— Тем более своего слова не нарушал я.
