расправил бумагу на столе, разложил квадратом. — Начнём вот с этого. Этим нужно будет плотников озадачить, пусть сразу начинают нужное количество заготовок пилить. Технологию Емельян Федотыч отработал, справится!
— Ишь ты, — восхитился отец, перебил меня на полуслове. — И где только успел слов таких нахвататься? Технология! Отработал!
— Так Степан во всём виноват, он мне учителей из города привёз. Они-то и научили, — усмехнулся.
— Ну-ну! Кстати вспомнил. Об учителях, — остановил меня жестом отец. — Ты долго ещё собираешься мои деньги на ветер выбрасывать? Ладно бы и впрямь учился, а то одно горе. В лучшем случае всего два дня в неделю занимаешься!
— Так сам же видишь, времени на всё не хватает, — попытался отбояриться. Не вышло.
— А на это времени хватает? — показал на бумаги отец.
— Это другое, — ответил, чтобы хоть что-то сказать.
— Решай, или ты учишься, или прекращаешь выбрасывать на ветер мои деньги. Договорились? День на раздумья тебе хватит?
— Хватит, — кивнул.
— Ладно, не кисни. Что ты там дальше наметил? Показывай, изобретатель…
* * *
Новый самолёт мы собрали за полторы недели. Большая часть этого времени ушла на поездки в город за нужными деталями. Что-то купили, что-то заказали в механических мастерских. Ну и в депо на станции, конечно. Там собрали редуктор. Передавать крутящий момент с помощью двух шестерён и цепи, как это было на мотоколяске, я не собирался. Если уж делать, так делать надёжно. Но при этом понимал, что до настоящей надёжности нам ой как далеко. Тут столица нужна, её заводы.
Из города же привезли и бензин. Для его хранения вдалеке от всех строений поставили отдельную сараюшку. Небольшую, буквально три на три широких шага, чтобы только развернуться внутри можно было. Назвал лабораторией, чтобы важности делу придать. Местные впечатлились. Родичи тоже…
Винт выстругивал сам, сам же и профили вычертил. На глазок, из памяти почерпнул нужные знания.
Кстати, там же, в городе, в скобяной лавке наткнулся на металлическую линейку. Каково же было моё удивление, когда её на прилавке увидел! Да у меня даже руки задрожали!
— Николай, ты чего? — наклонился ко мне отец. — Случилось что?
— Всё хорошо, — Улыбнулся. — Теперь всё будет просто отлично. Давай ещё вот такую штуку купим?
— Любезный, и вот эту линейку приложи к нашим покупкам, — согласился отец и распорядился тут же. — И посчитай всё вместе.
Линейку? Даже название уже есть! А я-то, дурень, намеревался здесь метрическую систему проталкивать…
В москательной лавке углядел белый шёлковый шарф и тут же загорелся покупкой. Вспомнил виденную когда-то хронику этой эпохи. Решил, почему бы и нет? И тоже отложил в сторону, к коричневой кожаной куртке с квадратными накладными карманами, будем покупать. Присмотрел и кожаную кепку, приказал положить к остальным покупкам.
— Это-то тебе зачем? — изумился отец, ощупывая пальцами скользкую белую ткань. — Ладно, куртка, с ней понятно, чтобы ветер не продувал. Это я на себе испытал. А шёлк для чего?
— Чтобы шею не натирало. Шарф себе сделаю!
— Ещё чего не хватало, сам он сделает. Делальщик нашёлся. Горничной скажешь, она сошьёт. Уяснил?
— Уяснил, — согласился. — Александре отдать?
— Можешь и Александре, — усмехнулся с хитрой ухмылкой отец. — Смотри, сын, принесёт в подоле, что делать будешь?
Оба покосились на стоящего тут же продавца, усиленно делающего безразличный вид. Да что продавец, он ещё не то слышал. Плевать! А отцу ответил, правда, голос всё-таки понизил:
— Да я ещё ни разу…
— Что, правда, что ли? — не поверил отец. И тут же решил приободрить. — Ничего, не тушуйся. У тебя впереди всё! И открытия новые, и…
* * *
Первые испытания… Какие волшебные слова… А как звучат, а?
Стоящий на лугу самолёт у понимающего человека мог бы вызвать оторопь и недоумение. Но откуда он тут возьмётся, такой человек? Нет его. А есть я, и меня моя конструкция, в общем-то, устраивает. Да, не успели доклеить кабину, покрасить и отлакировать все деревянные детали, но это всё можно и в процессе доделать. Сейчас, главное, проверить, как она себя в работе поведёт!
— Держите его за хвост крепко! — скомандовал помощникам и потянулся к тумблеру. Включил зажигание. — Есть контакт!
Сам же и винт прокрутил. И отскочил в сторону, когда тот провернулся.
Мотор чихнул, из выхлопного патрубка пыхнул синий клуб дыма и повис, потёк вниз истончающейся на глазах струйкой.
Ещё раз! Чих, пых, и мотор схватился, затарахтел прерывисто, словно швейная машинка. Выхлоп ударил в траву, расползся по земле облачком.
— Держите крепче, не отпускайте! — рявкнул на пооткрывавших рты помощников и полез на пилотское сиденье. Застегнул ремни, поёрзал на сиденье, уселся, поставил ноги на педали. Поехали?
Плавно добавил обороты моторчику, тот затарахтел чаще, револьверная трескотня холостых сменилась на рабочую пулемётную, цилиндр глушителя тут же нагрелся, от него ощутимо потянуло жаром раскалённого металла. Заметное глазу вращение пропеллера слилось в прозрачный круг, тугой поток набегающего воздуха ударил в грудь, лицо, заставил прищуриться. Через кожу пропитанной касторкой куртки пробиться не смог и юркой змейкой тут же скользнул под воротник, засвистел в ушах, попытался скинуть с головы приобретённую в городе кепку. Не вышло, она у меня козырьком назад надета, ещё и натянута на голову очень плотно, по уши. Всё хорошо, одно плохо — и почему я про очки забыл?
Оглянулся назад, увидел направленные на себя напряжённые взгляды — побаиваются люди рычащего чуда. Отец стоит чуть впереди всей этой толпы, прямой, как струна. О, и мачеха здесь. Не выдержала, сюда же подошла! Что-то сомневаюсь я, что её любопытство привело. Скорее, за мужа переживает — не дай Боже, снова полезет в эту бесовскую повозку! Случись чего, и останется она без средств к существованию. Или немного не так, точнее будет сказать — без привычных средств!
Ладно, пора, небо зовёт! Толкнул ручку от себя, задержал её в таком положении, левой дал отмашку добровольным помощникам, мол, отпускайте! Те и отпустили хвост самолёта, сразу же нырнули под стабилизатор, упали ничком, головы руками прикрыли!
Как мне хотелось бы сейчас, чтобы мощный мотор неудержимо поволок самолёт вперёд, в небо, чтобы от навалившихся перегрузок снова, как в той ещё жизни, потемнело в глазах и стало трудно дышать…
Мечты, мечты…
Но сердце всё
