— Тем более, раз это ни на что не влияет, отправьте меня к ней, я вытащу ее оттуда, — взмолился Мишка.
Городовой помотал головой, махнул рукой и растаял в воздухе. Мишка очутился на краю площади, в небольшой толпе. Рабочие снимали часы с башни.
— Жалко ее, — вздохнула рядом женщина.
Мишка сцепил зубы.
— Ну, я тебе устрою веселую жизнь, товарищ Городовой, — прошептал Мишка и рванул.
Бегом, бегом, бегом… Мишка несся так, что сам не понимал, как успевал дышать. Вломился к Профессору и минут пять не мог говорить, хватал ртом воздух.
— Дайте архивные документы, — просипел он.
— Я не могу, что ты, — замахал руками Профессор.
— Дом Астахова сохранился? — спросил Мишка.
— Да, стоит вроде…
— Значит, вы пойдете туда и будете копать…
Мишка задумался, представляя себе двор дома Астахова.
— Будете копать в двух метрах от задней двери. Что вы хотите за эти документы?
Профессор смотрел на Мишку, как на привидение.
— Короче, там будет сундук с вещами XIX века, — продолжил Мишка. — Монеты, домашняя утварь, платья. Что вам еще нужно?
— Я собираю фигурки лошадей, — выдавил из себя Профессор.
— Не обещаю, но поищу, — выпалил Мишка. — Дайте документ.
Профессор глянул на Мишку с суеверным ужасом, сходил в комнату и протянул ему выдранный из церковной книги листок.
— Когда копать? — спросил он.
— Если у меня все получится, то часа через три уже можете начинать, — крикнул Мишка на бегу.
К башне он примчался, когда часы уже сняли и вокруг стояла толпа зевак.
— Товарищи! — начал Мишка, — сколько можно молчать! Давайте остановим это безобразие!
В этот раз Мишка был слишком активен, и краснорожий бугай таки успел въехать ему по роже до появления Городового.
— Развлекаешься, да? — съязвил он. — День Сурка себе устроить решил. Герой…
Мишка потирал расшибленную скулу и смотрел исподлобья.
— Тебе хорошо, ты пришел и ушел, а о людях ты подумал? Посмотри на них! — Городовой обвел взглядом замершие на площади фигуры. — Ты им уже столько наговорил, что в лучшем случае их упекут лет на десять.
— Не упекут! — уверенно сказал Мишка. — Вы же появились. Значит, все исправите.
— Нечего мне делать, только исправлять за тобой… Кстати, это тоже в пределах допустимой погрешности, расстреляют на двадцать человек больше, глобально ничего не изменится — масштабы не те, — хмыкнул Городовой.
— Но вы же появились, значит…
Городовой махнул рукой. Мишка покачнулся и очутился возле часов, только что снятых с башни.
Еще трижды к башне приходил Городовой. Еще трижды он отматывал время назад и ругался с Мишкой на чем свет стоит.
И трижды Мишка пытался остановить снос.
— Ты что, думаешь, мне делать больше нечего! — заорал Городовой, в очередной раз появляясь на площади.
— Отправьте меня в XIX век! — упрямо твердил Мишка. — Пока не отправите, я буду вас доставать!
Городовой присел на парапет башни и задумался. Мишка ждал.
— Дурак ты, — тяжело вздохнул Городовой, — но везучий.
— Да уж, — ответил Миша, — мне последние шестьсот лет просто непрерывно везет!
— Ты не понимаешь, — вздохнул Городовой. — В этом времени цена твоей жизни — копейка. Тебя убьют, никто не заметит, а я даже не узнаю.
— Но вы же приходите сюда! Значит, я нарушаю историю!
— Я ж говорю — везет тебе. Тут на площади есть женщина, она ждет ребенка. И вот этого ребенка мне нужно сохранить во что бы то ни стало…
КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. Мы сами не знаем, что это за загадочный ребенок, которого так охраняет Городовой. Но покопавшись в архивах, можем предположить, что это Александр Мень, родившийся в Москве 22 января 1935 года. Священник, теолог. Написал шесть томов, посвященных религиозным поискам дохристианского человечества.
А может быть, и не он…
А Сухарева башня, располагавшаяся в Москве на пересечении Садового кольца, Сретенки и 1-й Мещанской улицы, выдающийся памятник русской гражданской архитектуры, снесена 25 октября 1934 года. И, по предложению Л. М. Кагановича, Сухаревская площадь переименована в Колхозную.
Городовой вздохнул.
— Почти восемьдесят лет прошло, это очень далеко, если я тебя туда перекину, то потрачу слишком много сил.
— И что? — осторожно спросил Мишка.
— А то. Я потеряю связь с тобой. Если что случится, то не смогу помочь. Ничем.
Мишка чуть не запрыгал от счастья.
— Перекинь, Городовой, миленький, мы дальше сами справимся, мы уже умеем.
Городовой подумал еще и махнул рукой.
— Ладно, валяй. Если что… Если больше не увидимся… Короче… Я в вас сильно сомневался.
— А теперь? — спросил Мишка.
— Теперь… не знаю. Но… удачи тебе!
У Мишки закружилась голова, и, чтобы не упасть, он схватился за стенку башни.
Мишка стоял с закрытыми глазами и слушал, как бьют колокола. Красиво, переливчато, с множественным перезвоном… «Бом!» — бумкал большой колокол, «бом-тили-бом» — вторил колокол поменьше, «Били-били-бом» — били совсем маленькие колокольчики.
Мишка стоял, слушал и улыбался.
В дом Астахова Мишка смог войти, только когда совсем стемнело. Ходил, как дурак, вокруг, трясся. Один раз мельком увидел Машу, которая проскочила по двору. Сердце зашлось так, что минут десять пришлось отсиживаться за порогом. Наконец замерз, проголодался до полного отупения и пошел.
Очень некстати наткнулся на Катерину.
— Ой, — всплеснула руками она, — что это на тебе? Что так извозился? Пойдем, умыться помогу!
Мишка малодушно согласился, в очередной раз оттягивая момент объяснения с Машей.
— Да что ж ты, железный, что ли! — этот крик вывел его из полного оцепенения.
Миша осторожно снял девушку с колен (интересно, давно она туда уселась?) и вышел из кухни. Дальше тянуть было нельзя. Маша сидела у себя в комнатке и ждала очередного сеанса рисования. Она была красива и спокойна. Когда Мишка появился на пороге, она просто широко распахнула глаза.
И Мишке показалось, что она уже все поняла.
— Ты не перенесся?
— Я вернулся.
Маша встала, походила по комнате, снова присела на кровать.
— Как?
— Я тебе потом расскажу, это долгая история.
Маша обхватила себя руками.
— А зачем ты вернулся?
— Маш, мне очень тяжело это тебе говорить…
— Так не говори! — воскликнула Маша. — Я не хочу знать, что там впереди, я счастлива сейчас, и не надо мне другого!
— Маш, он обманывает тебя!
— Кто?
