На стук отозвался хриплый голос, приглашавший войти, и Царцароза вошел в маленькую переднюю комнату. Сара стояла у стола и при тусклом свете лампы считала монеты, завертывая их по счету в бумажки.
Когда дверь отворилась, она оглянулась, сверкнув своими ястребиными глазами. «
— Ну, что случилось опять? — воскликнула она, загораживая собою стол, чтоб скрыть свои сокровища.
Палач вошел, а прегонеро затворил за ним дверь.
— Это я, — сказал Царцароза.
— Это ты, Тобаль, сынок мой милый, — запищала старуха, складывая руки, — хорошо, что пришел!
— Ты написала, что незнакомый благородный дон хотел опять сегодня прийти!
— Он уже пришел и ожидает тебя!
Палач осмотрелся кругом — в темной, низенькой комнате никого не было.
— Не здесь, — заметила старуха таинственно, — он там, напротив!
— Знаешь ли ты уже, кто он? — спросил Царцароза.
— Что ты, господь с тобой! Я ничего не знаю! Какое мне дело до этого, сынок! Он не хочет быть узнанным — на нем черная маска!
— Проводи меня к нему!
— Постой, одно словечко! — прошептала старуха и потянула палача к себе. — Одно словечко, Тобаль, сынок мой! О двухстах дуро не говори ему ничего, слышишь, ни слова!
Палач, понимая причину этой просьбы, презрительно глянул на Сару — для него очевидно было, что она взяла с незнакомца гораздо большую сумму. Она хотела обмануть того, которого называла своим последним сыном.
— Я не хочу никаких денег, — ответил он, — и не знаю ни о каких деньгах, Сара Кондоро.
— Так, так, сынок, — проговорила с удовольствием старуха и потрепала палача по руке, так как ростом она была гораздо ниже его плеча. — Ты, должно быть, страшно богат! Возьми с него хороший куш и сделай то, о чем он просит, слышишь? Сделай же, смотри! Тебе ведь это не повредит. Он просит о сущем пустяке!
— За пустяки не платят!
— Да ведь, что для одного пустяк, то для другого может быть очень важно, Тобаль, сынок мой! Не будь же дураком, исполни его просьбу, да возьми хорошенькое вознаграждение. Я тебе добра желаю, ведь ты мой последний сынок! Из всех моих детей, насколько мне известно, ты один остался.
— Где незнакомец? Отведи меня к нему!
— Еще одно словцо! Обделай дело тихонько, слышишь? Не шуми, смотри! Все в доме спят!
— Что ты хочешь сказать этим?
— Я хочу сказать, чтобы ты не затевал ссоры с незнакомцем, пусть он идет своей дорогой! Это очень высокая, знатная особа! Он не хочет быть узнанным!
— Где он?
— Пойдем, пойдем, сынок, я тебя проведу! Он там, в моей парадной комнате, в приемной, — сказала старуха.
— Вот тот, кого вы ожидали, благородный дон, — громко проговорила Сара, вводя Тобаля, своего сынка, в приемную, где у окна стоял человек в маске, в шляпе и закутанный в темный плащ. Слабый свет лампы освещал фигуру незнакомца. Увидя палача, он слегка поклонился ему.
Царцароза посмотрел на него саркастическим, холодным взглядом.
— Что вам угодно, сеньор? — спросил он наконец.
— Вы Царцароза, мадридский палач, преемник старого Вермудеца, не так ли?
— Верно, сеньор.
— Так! А Сара Кондоро, герцогиня, ваша мать? — продолжал незнакомец, рассматривая с любопытством палача.
— Так она вам сообщила и это, сеньор? Обычно она умалчивает об этом.
— Она мне не сообщала, я узнал от других! Мне говорили о вас, как о человеке очень честном.
— Насколько может быть честным человек, занимающийся нечестным ремеслом, — ответил Тобаль Царцароза серьезно.
— Во всяком положении можно быть честным человеком, а равно и в вашем, хотя ваше занятие действительно не из приятных! Мне весьма интересно видеть вас и узнать поближе.
— Многие, глядя на меня, не подозревают, что им придется когда-нибудь познакомиться со мной ближе, чем они сами того желали бы!
— Как я должен понять вас?
— Я хочу сказать, сеньор, что не каждый знает, где ему придется умереть и кто закроет ему глаза!
— Это несомненно, но поговорим о деле, — сказал незнакомец, которому разговор палача не понравился, хотя самого его он продолжал рассматривать с большим интересом. — Вы пришли сюда по моей просьбе и, надеюсь, не откажетесь исполнить мое желание! Получили вы деньги?
— Ничего не знаю ни о каких деньгах и не прошу никаких, не заслужив их!
— А, стало быть, вы очень горды!
— Не хотите ли вы сказать, сеньор, что палач не имеет права быть гордым? — спросил Царцароза высокомерно.
— Но в настоящем случае дело идет не о подарке, деньги предлагались не даром, вас просят оказать услугу, а услуги даром никто не оказывает.
— Смотря по тому, какого рода услуга, сеньор!
— Разве Сара Кондоро ничего не сказала вам об этом? И не дала вам даже понять, в чем дело?
— Она говорила об отсрочке одной казни.
— Алано Тицона!
— Поджигателя и разбойника!
— Извините, — прервал палача незнакомец, — о разбойничестве Тицона ничего не сказано в приговоре, так как доказательств нет. Алано Тицон заподозрен только в поджоге!
— В поджоге с намерением кражи!
— В приговоре это значится, об этом не спорю, но ведь всегда так говорится в подобных случаях.
— А при поджоге погибли люди, — продолжал Царцароза.
— Не будем больше говорить об этом! Обвинения против Алано Тицона ничем не подтверждены и не доказаны. И потому по делу его будет проведено новое следствие, но для этого необходимо, чтоб исполнение приговора, которое, как я слышал, должно состояться на днях, было отсрочено.
— Казнь назначена на послезавтра!
— Ее нужно оттянуть на несколько дней или недель! Подумайте, ведь дело идет о спасении человеческой жизни! За эту услугу я предлагаю вам тысячу дуро, — сказал незнакомец и вынул из кармана пачку ассигнаций.
— Оставьте при себе ваши деньги, сеньор!
— Вы слишком поспешно отказываетесь. Не торопитесь, подумайте хорошенько.
— О подобных вещах нечего думать!
— Все зависит от отсрочки казни! Если это удастся, тогда Алано Тицон будет оправдан, правота его будет доказана! Вы поможете в этом случае правому, хорошему делу, а не дурному, мастер Царцароза.
— Каким бы правым и справедливым оно ни было, сеньор, не в моей власти его отложить! Обратитесь в верховный суд, к министру, там могут разрешить эту отсрочку!
— Это не привело бы к цели, невозможно ничего добиться за такой короткий срок. Вы один можете спасти приговоренного, сказавшись больным и таким образом отсрочив его казнь!
— Вы ошибаетесь во мне, сеньор, я принадлежу к числу людей, считающих всякий обман, всякую ложь за грех!
— Мастер Царцароза, убеждения ваши хороши, но вы доводите их до крайности!
— Я жалею каждого, кто не доводит их до такой крайности, сеньор, — ответил палач. — Только строго придерживаясь этого правила, можно быть во всяком положении честным человеком, в чем, впрочем, нет никакого особенного достоинства и что составляет не более как долг каждого человека, сеньор!
