с которой он тайно обвенчался, когда жил за границей; он до такой степени скучал в разлуке с женой, что впал в состояние какого-то идиотизма и потешал государыню своею непроходимой глупостью. Но не одна императрица любила посмеяться над ним; все придворные как бы считали своею обязанностью смеяться над несчастным; он же не смел задевать никого, не смел даже сказать какого-либо невежливого слова тем, которые издевались над ним: но, вероятно, близкий к идиотизму Голицын вряд ли и сознавал, что над ним смеются, что над ним потешаются, как над каким-то заморским зверьком; он был до такой степени глуп, что часто отвечал совершенно невпопад на предлагаемые вопросы, так что возбуждал в слушателях громкий взрыв хохота; но он только глупо улыбался и блуждающим взором обводил присутствовавших. Много потешались придворные над несчастным Голицыным; наконец, Анне Иоанновне пришла в голову странная мысль женить его на своей любимой калмычке. Конечно, о согласии на это жениха и невесты вовсе и не спрашивали; им только объявили, что их повенчают, а больше ни о чем и не спрашивали. Это было в 1739 году, как раз за несколько месяцев до кончины Анны Иоанновны. В этот год в Петербурге стояла суровая зима, и вот придворные придумали поселить новобрачных в Ледяном доме. За несколько времени до дня, назначенного для свадьбы, двор был в больших хлопотах; все готовились к этой свадьбе как к какому-то торжественному событию; действительно, предполагалось сыграть свадьбу самым веселым способом; затевались по этому случаю и маскарады, и шуточные процессии, и все эти увеселения длились несколько дней. Впрочем, подробности этой странной свадьбы всем хорошо известны, так что не стоит и повторять. Напомним только о том, что новобрачные, Голицын и его жена-калмычка, провели ночь в Ледяном доме на ледяной кровати.
Этою свадьбой окончился ряд шутовских затей, бывших в то время в большой моде и в Западной Европе, и у нас.
Императрица Анна Иоанновна скончалась в 1740 году. На престол вступил Иоанн Антонович под регентством своей матери, принцессы Анны Леопольдовны; принцесса отличалась добрым сердцем и всеми прекрасными душевными качествами; она хорошо понимала, что как бы ни был человек ничтожен по своим умственным способностям, как бы ни был он безобразен по своей внешности, но все же над ним смеяться грешно, потому что и в дураке живет бессмертная душа и в нем есть «искра Божия».
Следовательно, смеяться над человеком потому, что он глупее нас, безобразнее нас – великий грех. И принцесса Анна Леопольдовна, лишь только управление государством перешло в ее руки, приказала распустить весь штат шутов, бывший при дворе Анны Иоанновны, и каждому из этих шутов была дана награда. Этим был положен конец тому унизительному ремеслу, которое известно под названием шутовства или скоморошества, – вероятно, и сами шуты сознавали, что их время уже отошло; их шутки, прибаутки и присказки уже набили оскомину, и на смену им явились другие развлечения, более изящные, более благодарные, чем кривлянье и коверканье какого-нибудь скомороха в его шутовском наряде.
Однако шутовство пустило уже слишком глубокие корни, и уничтожить его совершенно было крайне трудно. Так, при Екатерине II были неофициальные или, скорее, негласные шуты; эти люди благодаря своей ловкости находили доступ ко двору великой государыни, чтобы потешать ее своим искусством. Императрица иногда щедро их награждала. После Екатерины II шуты более не появлялись в числе придворного штата; они совершенно исчезли с горизонта двора как в России, так и в Западной Европе; словом, отжили свой век; их шутки, прибаутки и выходки уже не забавляли никого. Только еще в отдаленных провинциях кое-где появлялись шуты и паяцы на ярмарках развлекать праздную толпу, не очень требовательную на развлечения и увеселения, какого бы сорта они ни были.
Нам остается сказать еще несколько слов о кавказских шутах. Здесь, кстати, заметим, что на Кавказе шуты водятся и теперь при князьях и знатных людях Кавказа и Мингрелии [141]. Там еще шуты в большом ходу, в особенности у князей мусульманского вероисповедания. Но только там не было ни одного более или менее замечательного шута, какие были в Западной Европе, как, например: Трибуле, Каллье, Брюске, Шико и многие другие во Франции и знаменитые Пульчинелло, Балакирев и Лакоста у нас в России, имена которых перешли в потомство; на Кавказе шуты представляют только интерес для своих князей и богатых людей, пока они находятся у них на службе; вряд ли шутки и паясничанья таких жрецов шутовства переходят за пределы того дома, в котором они являются минутным развлечением и забавою для своих хозяев. В журнале «Tour du Monde» за 1880 и 1881 годы помещена статья, озаглавленная «De la mer Noire à la mer Caspienne» («От Черного моря до Каспийского»). Эта статья принадлежит перу женщины Карлы Серены; в ней описывается путешествие, совершенное автором в 1875—1876 годах по Кавказу, и лишь вскользь упоминается о тамошних шутах как о необходимой принадлежности при доме каждого князя или богатого человека, который за неимением лучших развлечений довольствуется теми забавами, которые доставляют ему его шуты в часы досуга.
Наш небольшой труд окончен. Но разве мы можем сказать, что он вполне окончен? Конечно, нет! Мы не имеем ни малейшего притязания, что совершенно исчерпали весь материал. Если только вспомнить, какой богатый материал представляет заглавие «Шуты». Это никак не менее, как следовало бы написать историю или даже в некотором роде философии смеха через целый ряд столетий, чтобы льстить себе тем, что стал на высоту своей задачи. Конечно, благосклонные читатели извинят нас в этом отношении. Мы хотели только набросать силуэт тех, которые поставили себе задачей заставить смеяться или своих господ, у которых служили, или же публику, думая так, как об этом думал Рабле, «что лучше вызывать смех, чем слезы, так как смеяться присуще человеку». Все шуты, как домашние, так и придворные и народные, поняли, как и бессмертный автор «Пантагрюэля», что веселье необходимо для нашего бедного человечества, и употребляли все зависящее от них, чтобы порождать такое веселье среди людей. За такое усердие они вполне достойны благодарности от своих современников. Благодаря им с тех пор, как существует мир, смех, как сказал Бюффон, составляя особое свойство человечества, не переставал раздаваться на вашей планете. Неужели нам поставить в упрек, что мы в нашей книге смотрели на шутов как на людей, заставлявших только смеяться других? Конечно, некоторые из них, пользуясь своим положением и теми малостями, которыми их осыпали принцы и
