— А моя госпожа, дай ей Бог здоровья, расположилась тут, как истинная леди. Замок хоть и не достроен, но над залом уже есть несколько прекрасно отделанных покоев, а также уютная спаленка, где Гита милуется с шерифом.
Как спокойно она об этом говорила! И словно бы с одобрением. Хвалила Эдгара. Вон-де как хорошо он относится к ее госпоже, как нежен с ней, богато одаривает. Специально для нее накупил дорогих тканей, красивых перчаток, мягкой обуви, мехов. А еще и Снежинку ей подарил, самую лучшую кобылу из своего табуна, и лично обучал Гиту ездить верхом. И теперь, когда он устраивает охоты или они отправляются в гости к кому из соседей, леди Гита всегда ездит на белой арабке, какой нет и у этих надменных нормандских дворянок.
Этой темной женщине и в голову не приходило, что все подобные милости — не более чем плата богатого вельможи ублажающей его наложнице!
Наконец я не выдержала и попросила проводить меня в часовню. Труда, похоже, заметила некое раздражение в моем голосе, поглядела пытливо, но не перечила.
Часовня в Гронвуде была уже отстроена — деревянная и довольно просторная. Мы уже достигли крыльца часовни, когда Труда тронула меня за локоть, указав в сторону.
— Вон, полюбуйтесь-ка.
Я оглянулась и замерла. Во двор въезжала Гита в сопровождении пары грумов и смуглого низкорослого пажа. Она восседала на великолепной белой, как снег, лошади, закутанная в лиловый бархатный плащ до кончиков башмаков, а на ее волосах, заплетенных в косы, сверкал чеканный золотой обруч.
Моя подруга была разом похожа и на величественную королевну, и на легкомысленную красотку. На ее лице играл румянец, волосы на висках растрепались, зубы сверкали в улыбке.
Я видела, как к Гите подошел шериф, что-то сказал, и она засмеялась. Я заметила, как нежно и почтительно поцеловал ей руку Эдгар, не отпустил, прижал к щеке. Гита улыбалась, пыталась высвободить ее, но он вновь ловил ее запястье, целовал. На них многие глядели, но эти двое словно и не замечали общего внимания, увлеченные друг другом. Постыдно было так предаваться чувству на глазах толпы, но одновременно и прекрасно. И почему-то мне пришла мысль, что Эдгар действительно любит и ценит Гиту. А она… Я на своем опыте убедилась, какой притягательной силой обладает шериф. Наверное, приятно, когда тебя любит такой мужчина. Но разве его чувство может быть истинным, когда все знают, что он скоро ждет к себе другую, а Гита для него просто доступная женщина? И все же… все же… Его внимание к Гите, его мягкая нежность, то, что он окружил ее такой роскошью и почтением… Как бы я себя повела на месте Гиты? Я?! О святая Хильда! Как я могла даже подумать о подобном!
Я кинулась в часовню, как в укрытие. Долго молилась, и как всегда молитва успокоила меня, привела в благостное состояние. Я глядела на огонек лампады у распятия, не замечая ничего вокруг, отрешась от всего. Может, поэтому и не заметила, когда рядом оказалась моя подруга. Только вставая, увидела ее коленопреклоненной немного позади себя: Гита, как и в Святой Хильде, не стала прерывать мою молитву. И только когда наши взгляды встретились, она улыбнулась, а в следующий миг мы так и кинулись друг к другу.
— О Небо, как же я рада тебе, Отил! Я не поверила своим ушам, когда Эдгар сказал, что ты в Гронвуде.
Она обнимала меня и смеялась, выглядела счастливой, ни тени смущения. Я тоже не решилась сразу сказать о причине своего приезда, и вместо того чтобы пенять ей за легкомыслие, только и твердила, как рада ее видеть, как она похорошела.
Гита принялась меня расспрашивать, как меня приняли, всем ли я довольна, понравилось ли мне в Гронвуде. Она держалась тут как хозяйка. Это стало особо заметно, когда мы вернулись в донжон и ее окружили люди, спрашивали, теребили, просили внимания. Она стала отдавать распоряжения, но заметив, что я теряюсь, извинилась, сказав, что мы сможем спокойно поговорить немного позже, когда она выполнит свои обязанности хозяйки замка. А пока она препоручила меня заботам того смуглого мальчика, которого я приняла за ее пажа. Но оказалось, это бастард Эдгара.
— Это Адам, — говорила Гита, обнимая ребенка. — Он сын Эдгара от сарацинки и просто чудесный ребенок. Да, Адам? И ты не откажешь мне, если я попрошу тебя проводить нашу гостью в мою комнату наверху?
Мальчик тут же увлек меня по лестнице наверх. Я заволновалась, что сейчас попаду в покой, где Гита «милуется» с шерифом, но ошиблась.
Этот покой в недостроенном замке, судя по всему, принадлежал одной Гите. Скамьи у стены покрыты сукном, всюду вышитые подушки, резные стульчики, а на полу ковер, столь роскошный, что страшно ступить. В нише окна пяльцы с неоконченной вышивкой, в ящичке яркие мотки ниток, пестрый бисер в коробочке. Рядом пюпитр для письма, коробка с пергаментом, заточенные перья. Видимо, Гита не отказывалась от привычных занятий и в миру. А рядом горка с книгами. Гита всегда любила читать, и Эдгар шел навстречу своей «датской жене», покровительствуя даже ее столь дорогостоящему увлечению, как книги.
— Миледи Гита любит уединяться тут, когда нет дел, — пояснил мне ребенок.
Уединение — тоже роскошь. У нас в обители мы редко могли позволить себе подобное.
Меня сразу потянуло к книгам, но Адам не давал мне покоя, твердил, что Гита рассказывала ему обо мне, говорила, что я святая. Он спрашивал, каково это — быть святой, и мне пришлось разочаровать его, пояснив, что во мне столько же святости, как и в нем самом. Похоже, этот чудный ребенок был разочарован. Мы с ним разговаривали какое-то время, и он удивил меня неожиданными познаниями в Святом Писании. И это сын язычницы-сарацинки!
Гита вскоре забежала к нам, но ненадолго, просто предложила мне отужинать с ними в общем зале. Я отказалась, и она вновь ушла. За ней поспешил и Адам. Похоже, этот ребенок души не чает в ней и они прекрасно ладят. Бастард шерифа и его любовница. Сейчас они живут с шерифом одной семьей и, похоже, счастливой семьей. Но что будет, когда приедет дочь короля? От этой мысли мне сделалось грустно. Ибо, клянусь верой, мне нравилось все, что я увидела тут.
Чтобы как-то отвлечься от невеселых мыслей, я стала просматривать книги Гиты. Их было четыре, все в переплете из кож с тиснением. Я увидела труд монаха Гильдаса «О гибели и покорении Британии», богатое собрание «Псалмов Давида», «Историю лангобардов» Павла Диакона и… «Аrs Amandi» — «Искусство любви» Овидия. Я не удержалась, взяла последнюю. Книга была красиво переписана, с большими заглавными буквами, раскрашенными и позолоченными. Я помнила, с каким восторгом Гита некогда зачитывала мне строки этого автора. Может, тогда и наступила ее погибель…
