— Да, это Ирландия. Даже «Красный Дракон» не смог бы за ночь добраться до других берегов.
— Почему мы так далеко от суши?
Торгрим вновь улыбнулся, и на этот раз Морриган уж точно ударила бы его, если бы вдруг не испугалась, что резкое движение вызовет рвоту. Поэтому, сжав зубы, она ограничилась очередным злобным взглядом.
— Мы всю ночь держались далеко от берега. Там скалы, рядом с землей. Это очень опасно в темноте.
— Там и тролли, наверное, тоже? И злые духи?
— И они тоже.
Рука Торгрима поднялась к кресту и молоту, которые он носил на шее. Этот жест, как заметила Морриган, он в последнее время повторял все чаще.
— И как мы теперь найдем корону?
Торгрим снова покосился в сторону суши, внимательно изучая берег.
— Вот этот мыс, вон там, — сказал он, указывая пальцем. — Прямо за ним находится пляж, где я закопал корону.
— С чего ты это взял?
— Я его узнал.
Морриган вначале успокоилась, поскольку Торгрим говорил уверенно, но «Красный Дракон» продолжал качаться и подпрыгивать, и вскоре она поняла, что ни корона, ни Маэлсехнайлл, ни сама Ирландия уже не имеют для нее никакого значения. Морриган свернулась в клубок на палубе, кутаясь в плащ и отчаянно желая, чтобы мир остановился. Временами она забывалась тяжелым сном.
Некоторое время спустя викинги развели на носу огонь в переносной печке и принялись готовить свинину, захваченную в обозе. Порыв ветра донес ее запах до Морриган, и она вскочила, чтобы перегнуться через борт корабля. Ее тошнило, но в желудке было пусто, и жгучие позывы не принесли ей облегчения.
Торгрим подошел к ней и остановился рядом. В руке он держал кружку.
— Здесь вода и немного меда. Выпей, это поможет.
В его голосе звучала искренняя забота, настоящая нежность. Морриган и представить себе не могла, что фин галл способны на подобные чувства. Она приняла из его рук кружку и влила содержимое в свое пересохшее горло. Это действительно помогло ей.
Торгрим разложил на корме толстые меховые шкуры.
— Ложись, — сказал он, помогая ей опуститься. — Скоро мы окажемся ближе к земле, качка немного стихнет.
Морриган смотрела на него с благодарностью, которой не испытывала ни к кому уже очень долгое время.
— Спасибо, — сказала она.
Торгрим пожал плечами.
— Ты заботилась обо мне, когда я был ранен. И о Харальде, что куда важнее. А у тебя ведь много причин ненавидеть нас. Нас, дуб галл. — Он говорил это с улыбкой.
Морриган покачала головой.
— Это даны — дуб галл. А вы фин галл.
— А, понятно.
Она закрыла глаза. А когда открыла, Торгрим все еще сидел рядом, глядя на нее. Она не желала, чтобы он уходил.
И снова хотела услышать его голос.
— Почему у Орнольфа красивый меч с серебряной инкрустацией, а у тебя самый простой? — спросила она.
Торгрим покосился на свой меч, лежавший в ножнах на палубе рядом с ней, взял его в руки, словно впервые увидев.
— Это не мой меч, — ответил он. — Я подобрал его в медовом зале, когда мы убегали из Дуб-Линна. Мой меч — франкский клинок, он даже лучше, чем Ульфберт[31], меч Орнольфа. Называется он Железный Зуб.
«Фин галл — как дети, — подумала Морриган. — Дают названия своим мечам… Не удивлюсь, если и собственным пенисам они дарят какие-нибудь устрашающие имена».
— А почему у тебя сейчас нет… его… того меча?
— Железный Зуб у меня украли. В Дуб-Линне его стащил сукин сын по имени Магнус сын Магнуса. Знаешь его?
— Да.
Высокомерный, двуличный, развратный Магнус. Он однажды застал Морриган одну в медовом зале, куда ее отправили за кувшином зля. Он изнасиловал ее. Не потому, что хотел саму Морриган, а потому что она принадлежала Орму.
— Да, я знаю Магнуса сына Магнуса. И он действительно сукин сын.
— Молю богов устроить мне встречу с ним, чтобы я мог его убить и вернуть свой меч. Потеря клинка — что позор. Но еще хуже позволить врагу носить его.
Морриган перевела взгляд с меча на лицо Горгрима. Он казался отстраненным, подавленным, и сердце Морриган рванулось к нему несмотря на то, что речь шла всего лишь о жалком куске железа, которым убивали людей. Однако викинг, похоже, задумался не только о мече.
— Ты не испытываешь ко мне ненависти за то, что я помогла похитить Харальда? — спросила она.
Торгрим ответил не сразу. Какое-то время он смотрел на море и только затем взглянул на нее.
— Если мы, северяне, во что-то и верим, то только в месть. Месть — неотъемлемая часть нашей жизни, как драккары и земледелие. Мы не прощаем наших врагов, как это делаете вы, последователи Христа. Мы мстим. Поэтому я понимаю, отчего ты поступила так, а не иначе, и не испытываю к тебе ненависти за это. Точно так же я не испытываю ненависти к волку за то, что он режет мой скот. Но это не помешает мне убить волка.
— Так ты убьешь меня за то, что я сделала? — Мысль о том, что придется умереть от его руки, казалась ей крайне неприятной.
— Нет, если только не буду вынужден. Я благодарен тебе за то, что ты позаботилась о безопасности Харальда. Даны перерезали бы ему горло.
Морриган улыбнулась, чувствуя, как сжимается желудок, и на этот раз не только от качки. Она заверила Торгрима, что Харальду ничто не угрожает. Однако Маэлсехнайлл мак Руанайд был жестоким и властным. Тот. кто правил Ирландией хоть неделю и желал при этом остаться в живых, не мог позволить себе иного. Откровенно говоря. Морриган не знала, будет ли Маэлсехнайлл придерживаться уговора и сохранит ли заложникам жизнь. Она закрыла глаза и помолилась о без опасности Харадьда. И вскоре заснула.
Морриган не знала, сколько времени прошло, когда она вновь открыла глаза. Она лежала на своей меховой постели, но все вокруг изменилось. Свет был другим, и она догадалась, что проспала большую часть дня. Другим был и ход корабля: качка почти прекратилась, драккар стал очень устойчив.
— Слава тебе, Иисусе, — произнесла она шепотом, вспомнив, что язычники не желают слышать имя истинного Бога на борту своего корабля.
Она села. Драккар находился теперь гораздо ближе к берету. Мыс, который упоминал Торгрим, оказался совсем рядом, по левому борту, а викинги, взявшись за весла, вели сейчас корабль к дальнему концу этого мыса.
Морриган снова легла, а когда проснулась опять, драккар уже наполовину вытащили на берег, закрепили канатами и приставили к борту планку. Вооруженные викинги рассыпались по пляжу. Тусклый диск солнца пробивался сквозь тяжелые тучи, стремясь на запад. Ветер с берег а доносил сильный запах травы и земли.
—Доброго утра, моя красотка!
