– Еще какой, – подтвердил Алексей.
Светка схватила его за руку, на глазах у нее появились слезы.
– Он погибнет, – прошептала она.
– Кто? Каплер? – рассмеялся Алексей. – Ерунда! У него пара царапин.
И тут он осекся, наткнувшись на Светкины глаза.
– Ты не понимаешь. Если отец узнает, он его сгноит. До Лешки наконец дошло, чего испугалась Сталина.
Он развернулся и бросился вверх по улице Герцена.
В коридоре ресторана уборщица и официантки собирали с пола осколки, в зале гремел оркестр и лишь в директорском кабинете шло оживленное разбирательство случившегося. Тяжело дыша, Казарин остановился возле приоткрытой двери. Летчики-дебоширы выглядели теперь совершенно трезвыми и во всем соглашались с Каплером, который что-то доказывал, сильно горячась при этом.
Эта идиллия поразила Казарина. Прокручивая в голове последние события, он не мог отделаться от ощущения некой искусственности происходящего. Еще двадцать минут назад эти ребята были пьяны, а сейчас признавали свою вину, причем упорно молчали о женщине, с которой сидели за столиком. Как будто ее вообще не было.
Но понять, в чем дело, Лешка не успел. Патруль начал выводить летчиков из комнаты, они покорно встали, но Каплер продолжал сидеть, вынудив в конце концов начальника патруля на резкость:
– А вам, гражданин Каплер, особое приглашение нужно?
Драматург демонстративно сложил руки за спиной и вызывающе громко произнес:
– Веди меня, сатрап!
Майор открыл рот от удивления.
– Сатрап ты и есть! – еще громче продекламировал Каплер.
– Товарищ Каплер, вы куда? – окликнул его Казарин.
– На заклание, Алексей, на заклание!
Алексей подошел к майору, который так и стоял с открытым ртом.
– Товарищ майор, можно вас на пару слов?
Они отошли в сторону. Разговор длился недолго. Алексей показал свое удостоверение и что-то зашептал начальнику патруля на ухо. Наконец разговор закончился, и майор направился к двери. Но перед тем как выйти на улицу, он остановился и, обратившись к Каплеру, сказал:
– Я, конечно, очень уважаю ваши фильмы. Но зачем же такими словами выражаться? А еще культурный человек…
Каплер и Казарин вышли на ночную улицу.
– А вы, Алексей Яковлевич, молодец. Кулаками орудуете что надо!
– А ты что думал, я только карандаш умею в руках держать? Нет, брат, на Молдаванке не такому учат. Знаешь, сколько я в детстве от портовой шпаны натерпелся?
lie Каплер остановился и хлопнул Лешку по плечу:
– А ты тоже – ничего. Два хороших удара я успел заметить! Где натаскивали? В разведшколе?
– Да нет… – Алексей замялся. – Отец научил. Каплер достал трубку и закурил:
– В общем, мы с тобой молодцы, и это надо отметить. Алексей замедлил шаг:
– Алексей Яковлевич, уезжать вам надо. И как можно быстрее.
– Это почему?
– А то вы не догадываетесь…
Каплер остановился, присвистнул и зло посмотрел на Лешку.
– Это тебя специально попросили мне сказать? Алексей насупился.
– Так вот можешь передать: не на того напали! Меня кулаком не остановишь!
Казарина эти слова сильно задели. Он сразу понял их двойной смысл:
– Ладно. Прощайте.
Каплер пожал Лешкину руку, но отпускать ее не стал.
– Обиделся? Алексей не ответил.
– Обиделся. Ладно, валяй, говори свои советы. Казарин огляделся по сторонам: улица была пуста – никто не подслушивал.
– Уезжайте. Уезжайте, Алексей Яковлевич. Вы думаете, то, что сегодня произошло, – это просто так? Эта заваруха – очень плохое предзнаменование.
Каплер грустно усмехнулся:
– Эх, парень, да вся наша жизнь – сплошные дурные предзнаменования…
Казарин махнул с досады рукой.
– Вы что, не понимаете? Вас либо убьют, либо посадят!
Каплер положил руку на Лешкино плечо и грустно улыбнулся:
– А вдруг проскочу?
Было понятно, что драматург его всерьез не воспринимает.
– Алексей Яковлевич, если вы и дальше будете продолжать в том же духе, не видать вам в жизни счастья.
Каплер тяжело вздохнул:
– Счастье – это всего лишь притча, а несчастье – история. Запомните это, молодой человек.
И не прощаясь, он зашагал прочь…
По дороге домой у Казарина чуть не закипели мозги. Он оказался перед трудной дилеммой: докладывать или не догладывать о случившемся? С одной стороны, Алексей был обязан написать рапорт, а с другой – Светкино имя пока в скандале не всплыло и, стало быть, можно все списать на обычную стычку. В конце концов, Петр Саввич будет не против, если таким образом Каплер получит предупреждение и оставит дочь Сталина в покое. Это на случай огласки, но Казарин рассчитывал, что через день-другой летчиков уже не будет в Москве и никто ничего не узнает.
С этими мыслями он и направился утром на очередной доклад к Шапилину. Зайдя в кабинет, Лешка полез в карман, откуда от его неловкого движения вывалились две газетные вырезки. Это были первые заметки в «Известиях» за подписью Татьяны. Шапилин нагнулся, поднял их, и теплая улыбка отразилась на его лице:
– А ведь неплохо пишет – есть же талант.
Но Алексей думал о чем-то своем. Шапилин посмотрел на зятя.
– Мы с тобой об этом так ни разу и не поговорили.
Казарин напрягся:
– А вам это нужно? Шапилин вернул вырезки Лешке.
– Я думал, вы сами как-нибудь разберетесь.
– А сейчас вдруг что-то изменилось?
Шапилин подошел к окну и, выдержав паузу, произнес:
– Знаешь, может, я сейчас скажу неправильные слова, так отец не должен говорить. Но… выкини ее из головы. Хотя бы на время.
– Я попробую. Шапилин нахмурился:
– Да ты не ерничай. Предала она тебя. В таких ситуациях ведь что нужно? Терпение и понимание. Это женщине от матери передается. А Танька росла без матери.
– Я, между прочим, тоже вырос без матери, – сухо заметил Казарин..
Шапилин смягчился:
– Ты, Алексей, – другое дело. Володя, твой отец, это особый случай. Таких отцов поискать надо.
Лешку этот разговор стал раздражать.
– Петр Саввич, мы с Таней сами между собой разберемся, – отрезал он и тут же добавил: – Когда-нибудь.
Шапилин усмехнулся:
– Ну добро, добро… Только чего ждать-то? Можно и сейчас поговорить.
– Это как? – не понял Алексей.
– Да так! В Москве твоя Таня. Сутки уже, как в Москве. Живет в «Национале». В родительский дом не пошла – гордая. Ну чего стоишь? Беги! Уговаривай!
Алексей отвернулся и хмуро сказал:
– Я ее уже видел. Мне хватило.
Леди Анна вышла из гостиницы и быстрым шагом направилась по Театральному проезду вверх к площади Дзержинского. Едва она скрылась за поворотом, одна из припаркованных у гостиницы машин включила габариты и медленно двинулась за ней. Завернув за англичанкой на Рождественку, автомобиль остановился, потому что объект слежки зашел в телефонную будку и принялся кому-то звонить. Один из оперативников тут же направился в ее сторону. Однако не успел он пройти и десяти шагов, как откуда-то снизу послышалось:
