С самого рассвета в доме Елизара шли приготовления к ночному пиршеству. Огромная кухня в глубине двора напоминала кузницу — там вспыхивало пламя, поднимались клубы дыма, доносились шипение пара и лязг металла.
Несмотря на ранний час, купец Елизар Бык, аккуратно и с обычной скромностью одетый, стоял у окна в большой светлой комнате второго этажа, наблюдая за суетой во дворе.
Посреди комнаты находился богато убранный стол, а возле него хлопотал Олекса, молчаливый слуга Елизара.
Олекса закончил приготовления, последний раз окинул стол внимательным взглядом и тихо доложил:
— Все готово, хозяин.
— Сейчас ты выйдешь через заднюю калитку, встретишь там Симона Черного и проведешь сюда, как обычно — чтобы никто этого не видел. Проследишь, чтобы нашему завтраку не мешали. Кто бы ни пришел — меня нет дома. Если что-нибудь понадобится Яну или его людям, доложишь.
Олекса ушел, а Елизар по-прежнему смотрел в окно до тех пор, пока не услышал за своей спиной тихий стук закрывшейся двери и мягкие шаги. Тогда он обернулся.
Посреди комнаты стоял Симон Черный.
Стройность его высокой тонкой фигуры подчеркивал серый костюм дорогого бархата такого же скромного и простого покроя, как и костюм Елизара. Несколько пряжек черненого серебра в одном стиле с инкрустированными шифрами на мягких сапогах серой замши служили единственным украшением. Длинные серебристые волосы Симона Черного свисали на плечи, а платиновая седина бороды и усов странно не соответствовали моложавому лицу и живым глазам. Зато эти волосы, удивительно гармонируя с серебристо-серым цветом одежды, казались одним из самых изысканных предметов украшения. Это был человек без возраста. Ему с одинаковым успехом можно было дать и тридцать лет, и шестьдесят.
Елизар шагнул навстречу Симону, они обнялись и на долю секунды застыли неподвижно в крепком объятии, как люди, встретившиеся после долгой разлуки.
Елизар, коротко стриженный, с черной окладистой бородой, казался прямой противоположностью Симону, и в то же время что-то неуловимое, спрятанное в глазах и в выражении лица, делало этих людей похожими.
Они молча подошли к столу, подняли две золотые чаши, наполненные душистым венецианским вином, и, посмотрев друг другу в глаза, как будто молча произнесли им одним известный тост, — выпили. Потом еще немного помолчали, и Симон спросил:
— Он отказался?
Елизар чуть слышно вздохнул.
— Я был лучшего мнения о человеке, обладающем такой властью и таким могуществом. Папа римский, глава церкви, раздающий титулы королей, имеющий влияние почти на всех монархов Европы, оказался слишком осторожным, слишком нерешительным и недоверчивым человеком.
— Что же он сказал?
— Разумеется, у него загорелись глаза, когда он узнал, что речь идет о возможности Рима получить влияние на Московский престол, но они тут же потухли и заметались, как только он понял, что для этого Риму придется оказать нам некоторую помощь.
— Ты назвал сумму?
— Нет. Я упомянул, что речь идет всего лишь о нескольких жалких миллионах, и тут же понял, что мы не придем к соглашению. По крайней мере, сейчас. Он совершенно несведущ в делах на Востоке и, хотя в самой Москве имеет постоянных агентов, не делает выводов из их донесений. Он, похоже, все еще воображает, что существует некий способ внедрить в русские княжества латинский закон в чистом виде, и совершенно не отдает себе отчета, что привести в католичество русских, пятьсот лет преданных православию, просто невозможно. Короче говоря, нам придется самим найти необходимые деньги.
— Я был готов к этому, — после некоторого молчания сказал Симон. — Без римских миллионов осуществить наш план будет труднее. Но… Если вспомнить о двух начитавшихся книг бедняках, какими мы были еще пятнадцать лет назад, и сравнить их положение с нашим теперешним, эта трудность представляется мне ничтожным пустяком. В нашем распоряжении пять тысяч человеческих душ, рассыпанных на огромных просторах трех княжеств, нам известна не одна государственная тайна, мы невидимы, но все видим… И мы найдем нужное нам золото, как нашли когда-то Схарию с его миллионами…
— У него было кое-что подороже, — задумчиво возразил Елизар. — Великий дар проповедника. Слушая его, я понял, почему Христос был иудеем. Расскажи, как он умер.
— Бредил… Беседовал с Богом. И, кажется, перед концом сам поверил в то, что он действительно — Великий Пророк.
Симон умолк, и оба задумались.
— Знаешь, Симон, — сказал Елизар, — я часто думаю о том, что слабый разум человека не может самостоятельно рождать такие гигантские замыслы вроде того, что десять лет назад пришел в голову двум нищим, хотя и очень образованным монахам." И прихожу к выводу, что без вмешательства Высшей силы здесь не обошлось. Я готов поверить, что и в самом деле Господь Всемогущий вложил в наши головы все, в чем мы потом в долгих беседах и спорах убеждали мудрого Схарию, и что он так харизматически и заразительно перенес затем в Новгороде в головы и сердца тысяч людей, ставших первыми адептами нашей веры.
Симон беззвучно рассмеялся.
— Кто знает… Кто знает. Бог создал человека по своему подобию — отчего же у этого подобия не могут рождаться божественные замыслы?
Симон поднял кубок, они снова выпили, и некоторое время завтрак продолжался в молчании. Потом Симон сказал:
— Теперь, когда Великого Пророка Схарии больше нет среди нас, его заменит избранный Высшей Радой Братства Преемник. Пусть все братья нашей тайной веры думают, что это я. Но никто не может поручиться, что среди тысяч верных не найдется хотя бы один Иуда. И потому на самом деле Преемником будем мы оба. Мое завещание у тебя — ты его знаешь. Если я погибну, доведешь до конца то, что мы начали вместе. Сегодня ночью я отправляюсь в Новгород, а оттуда в Москву. Кто знает, — я могу и не вернуться. Никто не должен знать, что меня нет. Ты возьмешь все в свои руки до моего возвращения и будешь действовать от имени Преемника. Я изготовил для тебя точную копию моего перстня с монограммой. Даже Высокая Рада Братства должна думать, что получает все приказы лично от меня и все свои решения сообщает лично мне.
— Значит, снова мы расстаемся, так и не успев встретиться, — грустно улыбнулся Елизар.
— Что ж делать? Неудача в Риме требует немедленных действий. Нам нужны новые люди и новые золотые. Я постараюсь, чтобы двое наших лучших людей перебрались в Москву и устроились поближе к великокняжескому престолу, для того чтобы внедрить там наше учение. Для этого мне необходима помощь нашего старого знакомого — дьяка Великого князя Алексея Полуехтова.
