Рука князя поползла назад. Он придвинулся к ротмистру:
— Это Хубаев… Его надо схватить…
Ротмистр, однако, удивил:
— Зачем? Пусть говорит. — И наклонился к толмачу: — Переводите!
Воцарилась мертвая тишина.
— Люди Иристона, дорогие земляки, деды и отцы, братья и сестры! — громко, хрипловатым голосом заговорил Васо. — Не знаю, как на вашей памяти, а на моей в первый раз у нас такой высокий гость! Жаль только, что пришел он с угрозами. А то бы надолго запомнили горы праздник встречи!
Васо усмехнулся, поправил на широкой груди черкеску. Рукава ее были засучены до локтей, полы заткнуты за пояс. Папаха, сбитая на затылок, открывала высокий, чистый лоб, ясные, пронзительные глаза.
— В первый раз на моей памяти и князь Амилахвари говорит с нами по-человечески… Ну, если и не как с равными, то хоть как с людьми. Не как со скотом! И я скажу вам, почему он так говорит!
Абрек сделал паузу, насмешливо глядя на тех, кто прятался за спинами офицера и Амилахвари. Окинул взором долину, заплаты полей на склоне, черные сакли аула, прижавшиеся одна к другой.
— Боится он потерять все, что до сих пор имел, — вот почему! Боится — и потому рад, что царь прислал сюда солдат с пушками. Без них-то он как ощипанная курица!
Смех опять пробежал по толпе, тихий, негромкий, в другое время люди были бы рады случаю безнаказанно потешиться над чванливым князем, а сейчас все беспокоились за Васо, за своего защитника. Чем-то кончится эта смелая, гордая речь?
— Послушайте, молодой человек! — сказал нетерпеливо офицер. — Может быть, о князе Амилахвари мы поговорим в другой раз? Что я должен сказать губернатору?
— Что сказать? — Васо вдруг резко повернулся к землякам: — А как думаете вы: что он должен сказать губернатору?
Толпа напряженно замерла.
— Чтоб проваливал! — крикнул Ахмет.
Курман, услышав голос брата, заскрежетал зубами, схватился за саблю, но тут же благоразумно отпустил руку. Черт знает этих голодранцев! Ты рванешься к братцу, чтоб укоротить ему язык, а какой-нибудь из них саданет тебя сзади — охнуть не успеешь.
— Вот и я то же думаю! — подхватил слова Ахмета Васо. — Пусть катится он подобру-поздорову в Гори. Горы наши, они нас не выдадут.
— Предупреждаю! — сказал офицер — Если ты… Как тебя там? Если ты будешь подстрекать народ к бунту, я прикажу тебя арестовать и заковать в кандалы!
— Вот-вот, — спокойно кивнул головой Васо. — Явится такой человек в гости, а потом, глядишь, хозяину в родном доме и места нет. Хватит! Попили вы нашу кровь с князьями да их семейками! С одной спины две шкуры снимали! Хватит!
— Солдаты! Держите его!
Те было двинулись в толпу, но тут же наткнулись на плотную стену: грудью, положив руки на эфесы сабель, встали перед ними горцы.
«Дурная голова! — корил себя Васо. — Ну разве докажешь этим людям хоть что-то на словах? Нет, они понимают только голос пули».
Наткнувшись на сопротивление, солдаты заклацали затворами винтовок, отступая, и офицер схватился за пистолет:
— Куда? Вперед! Вяжите его!
Солдаты опять было двинулись в толпу, но оттуда навстречу им решительно выдвинулись горцы с винтовками в руках, в любую минуту готовые открыть огонь. И их было сейчас куда больше, чем солдат.
— Это что? Бунт?!
Васо выступил вперед. Его взгляд был тяжел и мрачен:
— Спрячь пистолет! Твое счастье, что на нашей земле не принято обижать гостя.
Офицер, чертыхаясь, сунул пистолет в кобуру:
— Вы мне ответите за это.
— Растолкуй ему, да хорошенько, — кивнул Васо толмачу, — что сейчас скажу.
Тот от страха втянул голову в плечи и, стоя рядом с Амилахвари, в любую минуту был готов бежать сломя голову.
— Говорите, уважаемый Васо!
Васо медленно, раздумчиво сказал:
— Вот вы то и дело хватаетесь, как юнцы, за оружие. Словно одним выстрелом или одним взмахом шашки можно решить все вопросы. А задумались вы хоть раз, почему народ не хочет вас больше терпеть? Задумались? Нет. Сколько уже пролито в наших горах крови, чтобы силой заставить хизан[21] и крестьян платить князьям — и тебе, Амилахвари! — тройную подать! Сколько непокорных угнали на каторгу, в холодную Сибирь такие вот солдаты, которых ты привел, наш гость! Сколько раз брались выведенные из себя бедняки за оружие и жгли, громили княжеские усадьбы в Сванетии, в Мингрелии, в Душетии! Кончилось, князья, народное терпение, кончилось!
— Кончилось! — подхватила толпа.
— Сколько можно терпеть?
— Не ты ли, князь Амилахвари, даже меру решил подменить? Мало тебе двадцати фунтов в посудине — побольше заказал. Все не наешься, все голодный!
— Ложь! — крикнул Амилахвари. — Ложь!
— Может, и то ложь, что ты работников в лесу без расчета оставил?! — крикнул Васо.
Толпа загудела, как встревоженный улей.
Абрек поднял руку, требуя тишины:
— Так что езжай, наш дорогой гостенек, к своему губернатору и скажи: если он решил говорить с горскими аулами языком пушек, он ничего не добьется. Мы лучше погибнем все в сражениях, чем снова дадим князьям, этим ненасытным волкам, хозяйничать в наших горах. Ты понял, гость?
— Понял, понял, — мрачно закивал ротмистр. — Чего тут не понять!
— А если понял, так отправляйся к своему господину, не теряй времени даром!
Ротмистр, чертыхаясь, кивнул ездовому. Тот подвел коня. «Погоди, погоди, черная образина, — скрипел зубами, взбираясь в седло, — я еще похожу по твоей спине шомполами. Погоди!»
— По коня-ам! — гаркнул он, выпрямляясь в седле — Подумайте, подумайте, люди! Я не хочу напрасного кровопролития.
— Скачи! Скачи! — щурили глаза старики. — Уже подумали.
— Я с вами, ротмистр, — заспешил и Амилахвари.
1— Вам шах, полковник, — тонкими холеными пальцами князь Цагарели передвинул на доске пешку, которая, того и гляди, могла сделаться ферзем.
Шахматы из коллекции какого-то турецкого владыки были гордостью Амилахвари. Искусно вырезанные из слоновой кости, они были на редкость красивы.
Альфтан поспешно убрал своего короля.
— Но тут его тоже ждет шах, — усмехнулся соперник, — от коня.
— Ах да! — Полковник двинул короля в другую сторону, и Цагарели заменил проходную пешку ферзем.
— Вы сегодня явно не в форме, господин губернатор, — довольно сказал он. — Я слышал от многих, что вы опытный игрок.
Альфтан, не отвечая, встал из-за столика.
Да, прав этот хилый щеголь. Он сегодня не в форме. Какая тут форма, если его ожидания не подтвердились и в малой мере? Он рассчитывал, что не успеет его полк войти в Ксанское ущелье, как старшины аулов поспешат к нему с заверениями верноподданиичества. Но вот он, губернатор, уже третий день стоит с войсками в горах, а ниоткуда ни одного сообщения, что его требования приняты, что зачинщики бунтов выданы и, связанные по рукам и ногам, лежат в подвалах присутственных домов. Ниоткуда.
