Квинт угрюмо кивнул. Коракс что-то задумал. Юноша молился, чтобы план центуриона не оказался слишком рискованным. В конце концов, придется сразиться с войсками Гимилькона, но в настоящий момент держать солдат вокруг Сиракуз казалось предпочтительнее, чем ставить им новую задачу.
– Кажется, вы рады видеть меня этим прекрасным утром, – выкрикнул Коракс, когда они выстроились перед ним.
Сбитые с толку солдаты переглянулись, а центурион усмехнулся собственной шутке.
– Знаю, что шагать туда-сюда на часах здорово. Но так не выиграешь войну в Сицилии, верно?
– Так точно, – откликнулось несколько голосов.
В глазах у командира вспыхнул огонек.
– Больше энтузиазма!
– ТАК ТОЧНО! – заорали все.
Коракс как будто немного повеселел.
– Все мы гадаем, что этот шлюхин сын Гимилькон предпримет дальше. Ходят слухи, он что-то затевает. – Мгновенно центурион завладел всеобщим вниманием.
Защитники Сиракуз не блуждали по острову, но недавно прибывшие карфагенские войска были вольны двигаться куда захотят. Задача легионов, в частности, состояла в том, чтобы это не показалось Гимилькону так легко. Коракс помолчал и огляделся.
– Хотите узнать, где этот пес? – наконец, проговорил он.
– ТАК ТОЧНО!
– Он направил свое войско к Мургантии, одному из городков, которыми мы пользуемся как нашей житницей. Похоже, когда он прибыл, местные жители восстали против гарнизона и сдали городок вместе с нашими припасами карфагенянам.
Кораксу не пришлось требовать реакции на это. Раздались возмущенные голоса, и он одобрительно кивнул.
– Значит, если вам не хватит муки, чтобы зимой испечь хлеб, вы знаете, кого винить!
Солдаты зашумели еще громче.
– Мы выступаем на Мургантию, центурион? – крикнул Урций.
– К сожалению, нет, – ответил Коракс. – Марцелл счел правильным дать нашей манипуле другое задание. Другие города тоже под угрозой. Вы слышали про Энну?
– Городок в центре острова, он хранит нам верность, – подал голос Квинт.
– Правильно. Но верность он хранит благодаря тамошнему римскому гарнизону. Командует им человек по имени Луций Пинарий, он хороший солдат и много сделал, чтобы город оставался в наших руках. Однако, несмотря на его усилия, разведка доносит, что тамошние жители хотят разорвать союз с Римом.
По рядам гастатов прокатился возмущенный ропот.
– Пинарий попросил у Марцелла подкреплений. – Коракс помолчал, чтобы его слова лучше дошли до бойцов. – Наша манипула станет частью сил, посланных в ответ на запрос. Нашей задачей будет укрепить гарнизон Энны и выполнять приказы командира гарнизона.
– До каких пор? – раздался чей-то голос.
– Пока Пинарий не решит, что мы ему больше не нужны.
Солдаты переглянулись, не зная, как к этому отнестись. Задача представлялась вроде бы привлекательной – город предлагал больше удобств, чем осажденный лагерь, и прежде всего там были женщины, – но и крайне опасной. Если к Энне подойдет Гимилькон, они окажутся в ловушке, и их могут просто перебить.
– А сколько других солдат пойдет? – спросил Урций.
– Вместе с нами пойдет манипула центуриона Перы. – Голос Коракса не выразил никаких чувств, но в глазах его появилась тусклая злоба.
– Говнюка, проигравшего гонку нашему Креспо? – донесся голос из самого заднего ряда манипулы.
Комментарий был встречен смешками, и Квинту показалось, что и Витрувий едва сдержал улыбку.
– Я только в этот раз делаю вид, что ничего не слышал, – пресек смех Коракс, но в его голосе было меньше железа, чем можно было ожидать. – Ясно, что вы знаете Перу. Он опытный центурион, и я не потерплю к нему неуважения. Понятно?
– ТАК ТОЧНО!
Квинт не мог поверить в такое невезение. Из всех центурионов в войске почему-то нужно было послать вместе с ними именно Перу. Он бросил взгляд на Урция и беззвучно проговорил: «Ублюдок», – но больше ничего поделать не мог.
Коракс удовлетворенно кивнул.
– Выступаем через час. Энна всего в восьмидесяти милях отсюда, и я хочу быть там через четыре дня. Пойдем налегке. Возьмите только еды на поход. Разойдись!
Гастаты стали расходиться.
Товарищи Квинта уже вслух мечтали о тавернах и борделях, которые посетят в Энне, но перед юношей вставал образ ухмыляющейся рожи Перы. Ему придется все время опасаться какой-нибудь пакости.
– Не совсем то, что мы представляли, а? – спросил Квинт приятеля, поймав взгляд жителя Энны.
Его приветливый кивок остался незамеченным. Юноша был уверен, что этот человек сделал непристойный жест, когда резко свернул в переулок, чтобы не проходить мимо них.
– Нет, совсем не то, – угрюмо подтвердил Урций, пнув тощую дворнягу, которая оскалила на него зубы.
Собака тявкнула и успела отскочить от его сандалии.
– Даже здешние собаки нас не любят, – кисло усмехнулся Квинт.
Не прошло и недели, как стало ясно, что никто в Энне, от содержателей таверн до лавочников, шлюх и виноторговцев, не рад присутствию римлян. Они не отказывали в своих услугах – это было бы просто глупо, учитывая суровый настрой самих легионеров, – но все делалось с кислыми, недовольными минами.
– Они не хотят терпеть здесь солдат Пинария, так что неудивительно, что не любят и нас.
Услышав наверху какой-то шум, Урций задрал голову. Со второго этажа большого дома на них с явным неодобрением взирала респектабельного вида матрона.
– Хочешь мне отсосать? – крикнул он на чудовищном греческом.
Шокированная матрона удалилась и захлопнула ставни.
– Пошли они все к Гадесу, – Урций плюнул. – Они заключили союз с Римом, и пусть соблюдают условия, нравится им это или нет.
Квинт кивнул, обходя особенно большую лужу мочи с дерьмом. На всех улицах было то же самое. Обычно только беднейшие жители римских городов избавлялись от нечистот таким образом, и даже они стремились пользоваться укромными местами в узких промежутках между домами. Но в Энне было не так. Местные жители не смели открыто выразить свое недовольство присутствием римского гарнизона и потому действовали подобным образом. Были и другие способы. Не один Квинт унюхал запах мочи в кувшине с вином, поданном в полутемной таверне, выходящей на заднюю улицу. Такие случаи приводили к тому, что взбешенные легионеры громили питейные заведения, что, в свою очередь, вызывало громогласные жалобы местных властей Пинарию. Ему пришлось отдать приказ легионерам не посещать местные заведения под угрозой порки или чего-нибудь еще страшнее. Конечно, солдаты продолжали посещать таверны – Квинт и его товарищи думали, что Пинарий выпустил приказ просто для виду, – но число таких инцидентов заметно снизилось. Содержателям заведений дали понять, что если они ничего не будут подмешивать в вино, им ничего не грозит.
