Бернард Корнуэлл - Приключения Ричарда Шарпа. т2.

Это была не война. Идиотство, балаган, профанация, но никак не война. Разжалованный адмирал, дублинский трактирщик, нормандский помещик и шестнадцать повстанцев разного роду и племени напали на самую укреплённую цитадель Южной Америки. Знамя Вальдивии хлопало на ветру. Кокрейн извлёк саблю и крутил над головой. Шарп попытался сделать то же, но вытащить клинок из ножен, одновременно стараясь удержаться в седле бешено скачущей лошади, не такое уж простое дело. Справился стрелок только на узких улочках, ведущих к главной площади. Горожанка с подносом свежевыпеченного хлеба, кинулась с пути кавалькады и выронила свою ношу. Аппетитно подрумяненные буханки сыпались из-под копыт вместе с высекаемыми подковами искрами. Мелькнул падре, замерший в дверях дома, и группа вылетела к въезду в крепость. Кокрейн издалека начал орать, чтоб открывали ворота.

— Открывай! Живей! — надрывался адмирал на своём причудливом испанском.

Из-за флага ли, из-за хлопьев пены, падающих с удил коней, но их приняли, вероятно, за беглецов из фортов гавани, потому что крепкие створки, к крайнему изумлению Шарпа, распахнулись. Кавалькада, не снижая скорости, прогрохотала по мосту и въехала в туннель. Первыми мчались Кокрейн с саблей наголо и Харпер, опустивший стяг перед собой. Испанский офицер, завидя их, понял ошибку, но сделать уже ничего не успел. Харпер сходу поймал его на острое навершие древка флага. Кровь ударила фонтаном, и несчастного отбросило к стенке с разорванной грудью, из которой торчало гордое знамя Вальдивии, напитывающееся красным. Полукруг света впереди, и вот он, внешний двор!

— Сдавайтесь! Сдавайтесь! — Кокрейн замахнулся саблей на застывших в нерешительности испанских солдат, — Мушкеты на землю! Сдавайтесь!

Выстрел бахнул из окна наверху. Пуля выщербила булыжник мостовой. Этим сопротивление и ограничилось. Испанцы побросали оружие. Кокрейн энергично спрыгнул с лошади. Ворота, ведущие во внутренний дворик у подножия Башни Ангела, были затворены, и Кокрейн погнал повстанцев в ближайшую раскрытую дверь лабиринта главных строений, где, как надеялся адмирал, сыщутся заветные сокровища. По коридорам раскатывался клич: «Кокрейн!» Парализованные именем «дьявола» испанские вояки складывали оружие и мелко крестились. Шарп ориентировался в цитадели чуть лучше рыжего и свернул в первый же проход к башне. Харпер тяжело топал сзади. Дробно отдавались под потолком шаги убегающих от вторгшихся «демонов» вражеских солдат. Грохнул пистолет. Вдалеке завизжала женщина. Шарп пинком открыл дверь караулки и вывалился во внутренний дворик. Четверо военных суетились вокруг наведённого на ворота, соединявшие оба дворика, девятифунтовика.

— А ну-ка, вон от пушки! — скомандовал Шарп.

Испанцы повернулись, и в их командире Шарп узнал капитана Маркуинеса. Модник при виде стрелка растерялся и ляпнул первый приказ, который подсказало из пяток его сердце: поворачивать пушку к Шарпу.

Однако времени на разворот не оставалось. Шарп ринулся к врагам.

Ещё один знакомец, сержант Дрегара, отшвырнул пальник и судорожно цапнул ремень карабина.

— Остановите его! — проверещал Маркуинес, ныряя в дверь Башни Ангела. Дрегара сдёрнул карабин с плеча, но Шарп налетел на него. Сержант шатнулся назад, споткнулся о хвостовик пушки и упал. Шарп саблей отбросил от него ружьё. Дрегара схватился за рукоять клинка, но стрелок вывернул запястье и отсёк ему пальцы. Сержант зашипел от боли и попытался лягнуть Шарпа в промежность. Стрелок отбил ступню левой рукой, а правой всадил клинок испанцу в бок и, крутанув рукоять, распорол кавалеристу брюхо до солнечного сплетения. Дрегара издал пронзительный вопль. Кровь хлынула из страшной раны, заливая камни двора, где нашли свой конец сотни повстанцев. Высвободив клинок, Шарп повернулся к последним двум членам импровизированного орудийного расчёта, но с ними уже разделался кулаком и саблей Харпер.

Переступив через умирающего Дрегару, Шарп побежал к Башне Ангела. С разбегу ударившись в дверь, стрелок больно ушиб плечо, и отскочил назад. Проклятый Маркуинес заперся.

Сержант Дрегара громко захрипел и отдал Богу душу.

Ворота заскрипели, открываясь, и взору Шарпа предстал торжествующий Кокрейн:

— Всё наше! Все сдались!

— А Батиста? Батиста?

— Нет нигде. Я вообще-то за вами. Там есть, чем поживиться!

— Извините, у меня не закончено одно дело.

Харпер подобрал извлекатель пыжа и, действуя им, как рычагом, друзья сдвинули девятифунтовик с места. Пушка, как и та, в Пуэрто-Круцеро, была английская, с вензелем. Взвизгнула несмазанная ось, лафет скрежетал оковкой по брусчатке, но, в конце концов, бронзовый ствол, заряженный по предположению Шарпа, картечью, нацелился прямо на вход в Башню Ангела. Дульный срез от двери отделяло не больше десяти шагов. Коль рядовой Маркос не соврал, то это единственный путь в таинственную Башню. Древнее сооружение пережило восстания, войны, землетрясения и пожары. Теперь к нему пришёл Шарп.

Из-под трупа Дрегары он вытащил пальник и, встав сбоку, поднёс огонёк к запальной трубке.

В стиснутом стенами пространстве двора звук выстрела ударил по барабанным перепонкам, словно молотом. Заряд в стволе оказался двойной: ядро и картуз с картечью. Извергнутые дым и пламя толкнули орудие назад с такой силой, что, переехав бездыханное тело Дрегары, оно остановилось, лишь ткнувшись хвостовиком в противоположную стену.

Дверь в башню исчезла. Вот только что путь в башню преграждала массивная деревянная конструкция, усиленная железом, бах! — и вместо неё погнутые петли и груда щепок. Ядро угодило в лестницу, выбив кусок камня из ступени и отрикошетировав к двери.

Когда пыль осела и рассеялся дым, Шарп осторожно заглянул внутрь, держа наготове окровавленный клинок. Пахло не древним застенком и застарелой кровью, как невольно ожидал стрелок, а едкой пороховой гарью. Да и вид у единственной комнаты нижнего этажа был обезоруживающе обычен. Никаких мрачных сводов, никаких кандалов, дыб, тисков и прочего пыточного инвентаря. Побеленная комната с двумя стульями, столом и каменной лестницей, спиралью идущей по-над стеной вверх и пропадающей в люке на потолке. Потолок был из толстых досок, положенных на балки.

Харпер вооружился карабином Дрегары. Взведя курок, ирландец медленно, боком, стал подниматься по ступеням, прижимая спину к стене. Сверху не доносилось ни звука.

Шарп достал пистолет и пошёл за ним. На половине лестницы он придержал друга за плечо:

— Птенчик — мой. — мягко сказал стрелок, проходя вперёд.

— Поосторожней там. — шёпотом напутствовал его ирландец.

Шарп крался по ступеням, сабля в левой руке, тяжёлый пистолет — в правой. Остановившись, стрелок крикнул:

— Маркуинес!

Тишина.

— Маркуинес!

Шорох подошв казался громким до жути. Каждый шаг стоил немалых усилий. Рукоять пистолета холодила ладонь. Мерещилось, что вот-вот темноту в люке над головой разорвёт вспышка выстрела.

Шаг. Другой.

— Маркуинес!

Выстрел, оглушительный, как гром.

Шарп ругнулся и присел. Харпер затаил дыхание. Пули не пронизывали воздух вокруг, и друзья переглянулись. Стреляли не в них.

— Маркуинес! — опять позвал Шарп.

Щелчок, как от взводимого оружия.

— Да ладно геройствовать! — примирительно начал Шарп, — Нас тут сотни. Думаете всех победить в одиночку?

— Это ещё что? — раздался удивлённый возглас Харпера.

Шарп повернул голову. Промежутки между плотно пригнанными досками потолка в одном месте побурели, набухли и вниз закапала кровь, собираясь на полу в приличных размеров лужу.

Забыв об осторожности, Шарп рванулся в люк.

Помещение второго этажа было высоким (за счёт обрушившихся в незапамятные времена перекрытий третьего яруса), идеально круглым, с уходившим в никуда остатком лестницы, похожей на ту, что вела снизу сюда. Для застенка комната была чересчур уж роскошно, хотя и безвкусно, убрана. С каменных сводов свисали помпезно изузоренные лампы. Огромный камин, уставленный драгоценными безделушками, служил для обогрева. Безрадостный гранит стен был закрыт коврами и гобеленами, превращая зал в удушливое подобие будуара дорогой кокотки. На деревянном полу ковры чередовались со звериными шкурами. Меха покрывали и широкую кровать, стоящую посреди комнаты.

На кровати лежал капитан-генерал Мигель Батиста. Или, точнее, то, в чём Шарп угадал капитан-генерала Батисту. Чёрный с серебром мундир Шарп хорошо запомнил.

Тело Батисты оканчивалось разлохмаченной шеей с лоскутами окровавленной кожи. Всё остальное смело свинцовым плевком из семистволки Харпера, с помощью которой капитан-генерал совершил самоубийство. Именно этот выстрел всполошил друзей на лестнице. Кровь впиталась в шкуры и стекала на доски пола, просачиваясь вниз.